Ницше в Италии Гай Пуртале
Переводчик Владислав Васильевич Цылёв
Дизайнер обложки Владислав Васильевич Цылёв
Составитель Владислав Васильевич Цылёв
© Гай де Пуртале, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, перевод, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, дизайн обложки, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, составитель, 2025
ISBN 978-5-0067-0660-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Баркарола, душа Заратустры
«Все мои истины для меня – кровоточащие истины»
Фридрих Ницше
Книга Пуртале «Ницше в Италии» – это не просто «вереница образов», как он её скромно охарактеризовал в своём вступительном слове к Полю Валери, которое читатель обнаружит в начале его произведения. В самом деле, мог ли добросовестный, вдумчивый и благородно «пристрастный» писатель, каким является Пуртале, после многочисленных встреч и переписки с близкими Ницше людьми, включая его сестру, ограничиться лишь фрагментарным описанием событий? С первых же строк становится ясно, что автор взял на себя смелость создать не очередную наукообразную биографию философа, а литературный портрет «могучего повелителя духа» – «столь безупречного, столь благородного, что его идеи ранят и пронзают, как сама реальность».
А потому Пуртале в своей книге не ограничивается мастерством писателя-беллетриста, даже когда описывает общеизвестные биографические факты. Например, отношения Ницше с его добрым гением – Козимой Лист, неразделённую и мучительную любовь к которой он пронёс через всю свою жизнь; временное затмение чарами Лу Саломе, этой «мстительной вздорной гимназистки»; преданную дружбу с Петером Гастом; а также восхищение и ненависть философа к своему великому учителю, сопернику и врагу Рихарду Вагнеру.
Чтобы охватить истинный масштаб своего героя, Пуртале, в своём исследовании его земных путей, идёт и путями его духа. И тем самым открывает новые грани его гения. Переходя от образа к образу, от сюжета к сюжету, автор подчёркивает и развивает главную мысль: творческая судьба Ницше неразрывно связана не только с известными историческими личностями, которые вызывали у него чувства любви или ненависти, но и с двумя фундаментальными, первородными стихиями.
Одна из них уносит нас в прекрасные пейзажи Италии, которые глубоко трогали и вдохновляли измученную душу поэта-философа. Стоит вспомнить, что именно в окрестностях Портофино его Заратустра искал своё последнее, седьмое одиночество, зажигая на горных вершинах сигнальные костры – эти высшие «знаки», обращенные к человечеству – к тем, кто ещё в силах откликнуться на его зов, к тем, кто «знает ответ».
Именно во время пребывания в Италии философ создал свои самые известные произведения, среди которых «Весёлая наука», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Ecce Homo».
Характеризуя итальянские паломничества Ницше, автор без всякого преувеличения отмечает их судьбоносный для философа характер:
Перед нами последний пророк Европы, столь безнадежно омертвевшей для лирики за годы войны. Его путь – из Сорренто в Венецию, из Генуи в Портофино, из Сильс-Марии в Чезе, с остановкой чуть позже в Турине – знаменует собой прощальное странствие поэта, страстно привязанного к вершинам и безднам человеческого духа.
Однако дух этого «властителя мысли» осеняла ещё одна «первородная стихия» – музыка, без которой он вряд ли справился бы со своей жизненной задачей. Ибо вся философия для Ницше – это череда событий души, и только музыка, по его признанию, предлагает восхитительные символы для них, только она ободряет его и наделяет прозрениями в самые тягостные периоды «усталости и изгнания»:
«Она избавляет меня от самого себя, она отрезвляет меня, как будто я смотрю на себя со стороны, как будто я созерцаю себя с высочайшей точки обзора. Она заряжает меня энергией, и всякий раз после вечера музыки (я слышал „Кармен“ четыре раза) у меня наступает утро, полное ярких прозрений и вдохновенных открытий. Это просто поразительно. Как будто я искупался в первородной стихии. Жизнь без музыки – это просто ошибка, усталость, изгнание».
Во время своего последнего, итальянского Рождества, Ницше испытал небывалый для себя музыкальный экстаз: в концертном зале Турина его охватили слёзы, которые он не мог сдержать целых десять минут. Чтобы овладеть столь обильным наслаждением, ему удалось лишь «скорчить гримасу плача. Разбитый, но при этом как никогда безмятежный, уверенный, блаженный – таков был этот иностранный слушатель, неизвестный толпе. Тот, кто незадолго до этого, за считанные недели, „исполнил“ пять своих произведений» – сочинил пять великих философских эссе.
Когда преданный друг Ницше, профессор Овербек навсегда увозил омрачённого философа из Италии, дух которого перешёл Рубикон, а разум больше «не помнил своего адреса», в душе безумца вдруг всколыхнулся последний напев. Это была песнь гондольера, чья лодка блаженно скользила к закату:
Книга «Ницше в Италии» – настоящая жемчужина в море биографической литературы о выдающемся философе. И она не случайно входит в блистательную коллекцию Пуртале «Жизнь выдающихся людей» [Vie des hommes illustres], которую писатель посвятил знаменитым музыкантам – Шопену, Листу, Вагнеру, Берлиозу, а так же покровителю искусств Людвигу II Баварскому.
Да, Ницше не прославился как композитор, хотя и страстно стремился к этому. Однако на протяжении всей его творческой жизни музыка находила в его трудах совсем иное, не менее яркое выражение. Уже раннее сочинение философа «Рождение трагедии из духа музыки» не только обессмертило его имя как бесстрашного мыслителя, бросившего вызов господствующей тогда эстетической традиции, но и стало символом его собственной, непокорной судьбы, в которой отразилась борьба и единство двух грандиозных, бунтующих в нём начал: мысли и музыки. Если же обратиться к позднему Ницше, то именно «в знамении музыки он крестил своего сына Заратустру». И предрёк, что «это будет ужасный ребенок, ребенок, от музыки которого содрогнется мир».
Так и случилось.
Владислав Цылёв
Настоящая публикация представляет собой перевод книги Гая де Пуртале1 «Nietzsche en Italie», которая увидела свет в парижском издательстве Bernard Grasset в 1929 году.
Все тексты даны в моём переводе, за исключением нескольких цитат с указанием на их авторов.
В качестве иллюстраций использованы фотографии конца XIX – начала XX века, которые являются общественным достоянием.
В. Ц.
Ницше в Италии
«Самые прекрасные жизни, на мой взгляд, те, которые преследуют общечеловеческую и гуманную цель, с соблюдением должного порядка, то есть без чудачества и без экстравагантности».
Монтень,
>«Эссе», Книга III, гл. 13
«Кто же сегодня остается христианином в том смысле, в каком этого ожидал от нас Христос? Пожалуй, только я один, хотя вы вполне готовы считать меня язычником».
Гете,
>из беседы с канцлером фон Мюллером
«Я верю, что высшие люди, а, значит, и Святые, истинные Святые, которые являются высшего порядка людьми, в то же время являются созданиями, наиболее способными к любви. Да, история любого великого открытия, любой великой мысли всегда сопровождается самой необыкновенной по силе эмоциональностью. В основе интеллектуальной жизни заложена эмоциональность. Невозможно, чтобы высочайший интеллект не вступал в союз с более тонкими и возвышенными качествами души».
Жюль Сюри,
>интервью, записанное в его тетрадях Морисом Барресом
Полю Валери
Позвольте мне, мой дорогой Валери, предложить Вам этот скромный и далеко не исчерпывающий очерк о человеке, чье далеко не безоблачное величие Вы так обострённо ощущали, чье безумие и головокружительное опьянение Вам удалось распознать. Возможно, мне бы и в голову не пришло поместить Ваше имя в самом начале этих страниц, если бы мы недавно не заговорили о Генуе во время нашей случайной встречи. Это тот самый город, который Вы, как и Ницше, любили, и где Вы, как и он, на двадцатом году своей жизни вступили в мучительную духовную борьбу, в результате которой Вы отказались пожинать плоды своей славы, будучи в слишком молодом возрасте, тогда как Ницше, напротив, решил ни на минуту не медлить с ее обретением. Вы были правы, что не спешили, но и он не ошибся в том, что торопил себя. Не прошло и десяти лет после его первой генуэзской зимы, как наступил тот омрачённый, памятный нам, туринский декабрь. И в тот момент, не Вы ли написали о Ницше: «Тогда я не понимал, что этот порывистый и дальновидный дух не покончил с тем, что не поддается доказательной силе…» И мы, дорогой Валери, до сих пор не покончили с этим. Как только любовь или ненависть отнимают свою долю творческой энергии у разума, непостижимое разрастается и овладевает главным смыслом наших суждений. И если это происходит за счет их прочности, то, возможно, не без того, чтобы привнести в них движение, пристрастность: да, они становятся уязвимыми, но, в то же время, такими живыми.
Гай де Пуртале
В этом и заключается страстная сторона моих поисков Ницше. Возможно, я лишь поддался «полезным дурным предчувствиям», которые Вы рекомендуете для приближения к нему. В таком случае прошу извинить меня: предлагаемая череда образов призвана проиллюстрировать лишь абсурдную, но непреклонную логику сердца этого властителя мысли.
