Но была одна интересная особая примета, из-за которой я и решил оставить девчонку при себе – две маленькие родинки на плече. Они были у дочери Назаровых и на фотографии, которая сохранилась у моей жены и у этой бестии.

Правильно она сказала, я оставил ее при себе вовсе не из благих намерений. Половина всего моего состояния принадлежала Сергею, и с хорошим и умным адвокатом это можно было доказать. Конечно, для этого надо вырасти и выжить, чтобы найти такого адвоката… но зачем мне так рисковать, если я могу контролировать все сам. Тем более, если девчонка будет трепаться на каждом углу, чья она дочь, всегда найдется умник с железными яйцами, который решит иметь против меня козырь в рукаве. Мне слишком трудно досталась моя империя, чтобы я позволил кому-то иметь хотя бы малейшую лазейку.

Репетитор повернулась, и Лиса тут же положила ручку, внимательно посмотрела на преподавательницу и что-то сказала. Вначале я подумал, что она ответила на какой-то вопрос, но потом увидел, как женщина идет к столу и берет из рук маленькой дряни тетрадь, открывает и… Я понимаю, что мне надо искать другого репетитора по английскому. Когда преподавательница выскочила из комнаты, исчадие ада вздернуло физиономию и показало камерам средний палец. Вот же ж сучка малолетняя. Пора нам пообщаться еще раз и лишить тебя некоторых привилегий, которые ты все это время получала.

Раздался звонок сотового, и я увидел номер жены. Поборол чувство раздражения и спокойно ответил:

– Да, дорогая.

– Любимый, ты помнишь, что у нас сегодня семейный обед?

Чееерт. А какое число?

– Конечно, я помню. Просто немного задержусь по работе. Садитесь за стол без меня. Ко второму блюду я непременно буду.

– Не задерживайся. Я приготовила твое любимое мясо по-мексикански.

На секунду стало не по себе.

– Почему ты решила, что оно мое любимое?

– Вспомнила, как ты рассказывал о том, что вы с твоим другом…

– А чего ты вдруг вспомнила моего друга?

– Не знаю… просто вспомнила. Ты недавно рассматривал все его фотографии, вот я и решила… Ты злишься?

Нет, я не злился, но меня это почему-то вывело из равновесия.

– Не злюсь, просто… Ладно, забудь. Ты умница. Я ужасно голоден и съем даже мясо по-неандертальски.

Едва положил трубку, раздался звонок охранника.

– Да! Я знаю. Я скоро буду на месте.

Она демонстративно заперлась в комнате, пододвинув к ней комод. Из чего я сделал вывод – боится меня. Это хорошо, пусть боится. Начнем со страха, которого у нее раньше не было, и молола языком всякую ерунду. Но пару раз я ее осадил, как зарвавшуюся собачонку, и она оказалась на удивление умным зверьком – урок усвоила сразу же и больше не скалилась при мне, но пакостила, когда меня нет. Но я бы разочаровался, поступай она иначе. Все-таки ее лишили свободы и ломали насильно все ее жизненные принципы, с которыми она выросла. Я был для нее самым настоящим врагом. Она и смотрела на меня всегда, как на врага. А меня это веселило. Реально, я уже давно не был чем-то так увлечен, не ощущал такого азарта и вкуса к жизни, как сейчас, перевоспитывая эту мелкую дрянь. В меня вселился чертов Пигмалион, и я стал одержим идеей изменить ее. Зачем? Не знаю. Давайте назовем это квестом или игрой. Когда все наскучило, когда все доступно, когда ни черта в жизни не радует и все можно купить и продать, все до зубовного скрежета предсказуемо, очень мало случается искренних радостей и настоящих эмоций. С этой чертовкой я впервые испытал настоящую встряску. Она ведь объявила мне войну, мелочь эта, которую я мог прихлопнуть в два счета. Настоящую бойню – кто кого. А я привык, что никто и никогда слова поперек не скажет, а эта даже не задумывается, рубит правду-матку, и от нее и весело, и иногда даже до печенок достает. Желание пробуждает едкое – схватить и трепать до тех пор, пока душу ее грязную, уличную не вытрясу. Первые дни мне вообще казалось, что она больная чем-то и у нее под кожей рассадник паразитов. Но когда отмыли, к врачам сводили и переодели, вроде ничего стала, даже милая. Особенно веснушки ее многочисленные. Читал заключения врачей и отчего-то порадовался. Что все же чистенькая. Притом везде. Мужиков у нее не было. От курева отучилась очень быстро, я даже не ожидал, что это будет так легко. Но в ней хватало и другой дряни. Из нее просто сочились все эти уличные словечки, мат, сленг. Несколько раз таскал ее в ванну и рот ей с мылом мыл. Брыкается, орет, кусается. А я мою все равно, держу за шевелюру под водой. С матами было покончено.