– Захар Аркадьевич, я не хотел мешать… я тут узнал, что вы коллекционируете виски… И приготовил вам презент в знак моего глубочайшего уважения. Иван, – кивнул своему охраннику, который телепался сзади и маячил совершенно лысой головой, подпирая ею косяк двери. Тот куда-то назад обернулся и поманил кого-то пальцем. Через секунду в помещение сауны вошла девица в купальнике и с подносом в руках. Я даже приподнял бровь – а паршивец неплохо осведомлен. Надо узнать, откуда просачивается информация. На подносе стоит Макаллан 1945 и поблескивает медово-золотистым содержимым на фоне деревянной коллекционной коробки. Крутой презент, стоимостью почти в два миллиона рублей и… рыжая девка, которая полоснула мне нервы своим ядовитым цветом волос.

– Ты присаживайся, Андрей Васильевич. За презент спасибо, уважил, порадовал.

На физиономии депутата появилась довольная улыбка, и он уже более уверенно уселся на скамейку. Ему явно было жарко внутри, и на лбу выступили бисеринки пота. Он ослабил узел галстука. Но предлагать ему присоединиться ко мне, я не собирался. Более того, я дал ему двадцать минут на изложение его проблемы. Хотя и так знал, о чем пойдет речь.

– Я.. я тут пришел за вашим разрешением, и узнать мнение…

Я отхлебнул ледяное баварское пиво и, чуть прищурившись, склонил голову набок.

– Тридцать процентов, Андрюша.

Его лицо тут же вытянулось, и даже пот высох.

– Захар Аркадьевич.. это же… там и менты и…

– Ты кончай блеять, как овца, Андрюша. Я сам знаю, кому и за что ты отсчитываешь, но казино в моем городе еще никто не открывал, а ты там не соками торговать будешь и не кока-колой, помимо рулетки, м? И все это под видом ночного клуба.

Бросил взгляд на рыжую – все еще стоит с подносом и бутылкой, а я на волосы ее смотрю почему-то, закрученные на концах и явно крашенные.

– Захар Аркадьевич, помилуйте, тридцать процентов на первых порах – это…

– Это по-Божески, Андрейка. Поверь. Другие отказ получали. А тебе вот симпатизирую и готов взять на себя такой риск.

На самом деле сейчас я уже достаточно твердо стоял на ногах, и город со всеми потрохами принадлежал мне. Он еще какое-то время пытался мне рассказать о своих расходах и доходах, а я все поглядывал на задницу рыжей, на ее длинные ноги и чувствовал, как тянет в паху. Но меня возбуждал не ее округлый зад и полуголая грудь, меня заводили ее проклятые волосы… и это пробуждало внутренний диссонанс. Меня это сильно напрягло. Потому что были определенные ассоциации, которые совершенно не вязались с сексуальным возбуждением. Никогда раньше на рыжих не вставал. В итоге я уступил пять процентов этому нытику, а он предложил мне Мариночку в довесок к виски. Едва подумал о том, что поверну спиной, в волосы вопьюсь и… как …

– Нет, Мариночка пусть поднос на стол поставит и будет свободна.

Улыбка растаяла на полных губах девицы, и явно разочарованная она вышла из помещения, а вслед за ней откланялся и Боровской. Я откинулся на спинку мягкого кожаного дивана. Наваждение какое-то, аж самому мерзко. Не нравятся собственные эмоции. Неправильные они. Или, может, слишком много занимаюсь все это последнее время мелкой рыжеволосой дрянью, которая все нервы вытрепала.

И рука уже привычно потянулась за сотовым. Глянуть на сучку мелкую. Сейчас по времени должна с репетитором сидеть по английскому. Думал, за пару месяцев вся дурь из нее вылетит, но ни черта не выветрилось. Она как была зверенышем, так и осталась. Иногда голову оторвать хочется. Наглая дрянь, умная и языкатая. Все на лету хватает, впитывает, как губка, изучает. Нет, я не имел точной уверенности, что она дочь Сергея… но было похоже на то, очень похоже. Я и фото изучил те, что сохранились у Светланы, и судорожно вспоминал черты лица матери Есении… иногда мне казалось, что сходство есть, а иногда, что нет совершенно. Потом ненависть к ней появлялась – такая же тварь, как и ее отец. Подлая и хитрая змея, разве что маленькая еще. Близко подпускать нельзя. А потом вспоминал, сколько ей… и злость испарялась. Дите еще неразумное. Когда в первые сутки камеры просматривал, видел, как она ночью с постели вскакивала, как отбивалась от кого-то и кричала. Кошмары ей снились. После осмотров врачей заключение читал и чувствовал, как от злости глаз дергается. Били ее. Беспощадно били.