– Грустно.

Макс с силой вцепился в поручень, аж костяшки захрустели. Это был её голос! Её! Он боялся пошелохнуться, словно услышал лесную птичку, совсем рядышком, на ветке и, если дёрнуться, она сразу улетит. Бедняга – сердце, какой уже раз за сегодня, пустилось в галоп, грудь заколыхалась.

– Грустно мне здесь, терпеть не могу зоопарки.

Макс покосился на голос, она стояла метрах в трёх в чёрном плаще, волосы распущены, горчичный шёлковый шарфик и здоровенные солнцезащитные очки в янтарной оправе.

– А зачем сюда приходишь? – Макс опять ляпнул этот злосчастный вопрос и съёжился, ожидая не предсказуемую реакцию.

Но Ника спокойно продолжила печально рассуждать, ничуточку не обидевшись:

– Не знаю, душу помучить что ли, сольцы на раны прыснуть. Ненавижу, но хожу. Можешь это мазохизмом называть, – она наконец обернулась и, пока он замер столбом, встав по стойке смирно, как оловянный солдатик, быстро подошла к нему, подняла очки:

– Ну, приветик.

Макс зашлёпал губами, а Ника обвила ему шею руками и поцеловала его невнятное «привет». Он так несдержанно её стиснул, что она ойкнула:

– Осторожней, косолапый, берёзку поломаешь.

Макс разжал горячее объятие и осмелился тоже поцеловать её в губы, но получилось в щёчку.

– Максик, придержи коней, я смотрю ты такой прыткий стал, – Вероника сверкнула изумрудами и опустила очки.

– И как часто ты сюда ходишь? – Макс много раз задавал ей этот вопрос, когда проигрывал в уме их встречу, но сейчас спросил, чтобы выйти из неуклюжего положения, так сказать, сменил тему.

– Часто? Да не так уж. В этом году первый раз.

– А почему?

Ника помолчала и выдохнула:

– Уезжала.

– Далеко?

– Ой, Макс.… далеко, далеко, за сто лет не доедешь.

– Когда вернулась?

– Да сегодня и сразу сюда, думаю, вдруг здесь мой Максик околачивается.

– Ника, а мне зоопарк снился и даже та лавочка, – Макс кивнул на скамейку за спиной.

Она посмотрела на него и улыбнулась:

– Ну, значит не зря снился, сон в руку получился, здорово.

Лев опять заревел, обращая внимание на свою персону.

– Ника, а от чего тебе в зоопарке так грустно?

– Догадайся сам, себя спроси, тебе тут весело? Сердце пляшет? Глянь ему в глаза, ты видишь счастье? – Ника показала на льва, а тот сразу же сел и уставился на них, часто моргая и шмыгая носом.

– Что-то не очень, я, признаться, клетки на дух не переношу.

– Вот, и я об этом.

– Ну, так подари им свободу, ты же можешь

– Не могу, – призналась Ника поправляя янтарные дужки, – Точнее могу, но не буду.

– Почему?

– Выученная беспомощность.

– Что? – Переспросил Макс, пытаясь уловить суть её слов.

– Выученная беспомощность. Убери решётки, сетки, да хоть пендаля поддай, они не побегут в свой лес, а если кто сдуру и даст дёру, один хрен – сдохнет. Инстинкт самосохранения вытравлен, да всё вытравлено.

– Чем?

– Страхом. Ты знал, что решётка под током? Слазь, потрогай.

Макс снова вспомнил сон. Так вот зачем он в вольер полез.

– Ты серьёзно? Мне надо туда лезть?

– Дурак что ли, обедом пожелал стать? – Ника схватила его под руку, – Пошли, Геракл, мороженным меня угостишь, а то настроение схлопнулось.

Макс не мог сказать тоже самое о своём приподнятом настроении, его душа так и пела, а в груди аж клокотало весной. Встреча с Никой – это всегда праздник. Стоило ощутить её тепло, услышать свежий аромат, как тотчас забывались муки ожидания, стиралась память о тоске.

Вот и сейчас, идя неспешно, касаясь лёгкого плеча, он волны радостей сердечных вопросами не докучал.

– Эй? –т Ника пощёлкала пальцами перед его носом, – Я перед кем тут распинаюсь?

Макс спрыгнул с облачка на землю и выругался про себя и вслух тоже:       – Прости, замечтался.