Помню, как я тогда возмутилась. Вот ещё! Я буду подчиняться только отцу! И, возможно, Лучиано. Я подумала тогда, может, именно он будет достоин? Если кто и мог быть достоин, то только он!
Вспыхнуло воспоминание о жёстких руках отвергнутого жениха, торопливо срывающих с меня одежду, его жарком шёпоте, темноте… и о том, что случилось за этим: алое свечение, его белое лицо и громкий стук захлопнувшейся двери.
Как-то это не очень походило на достоинство.
О чём это я? Император сказал мне посмотреть на него!
«Я предлагаю, и ты берёшь. Я спрашиваю, и ты отвечаешь. Я говорю, и ты делаешь».
Он сказал…
Я распахнула глаза и посмотрела на императора. Его лицо не было белым. Ни тени страха. Но я никак не могла распознать выражение его лица.
Как же он смотрел…
Я закусила губу, не в силах оторвать взгляд от темноты его глаз. Он тут же посмотрел на мои губы. Надёжно удерживая меня за спину, он медленно поднял другую руку к моему лицу: там, где я прихватила зубами нижнюю губу, ощутилось давление его пальцев.
— Боишься? — спросил он.
Я кивнула.
«Я спрашиваю, и ты отвечаешь».
— Боюсь, — ответила я.
Я ответила, при этом мои губы прихватили кончики его пальцев, которыми он меня касался. Я тут же отпрянула, опустив глаза.
Его ладонь легла мне на затылок, зарываясь в волосы, он сжал пальцы и потянул назад, запрокидывая мне голову, привлёк к себе ближе.
— Посмотри на меня, Рина, — сказал он.
«Я говорю, и ты делаешь».
Я посмотрела. Он наклонился, оттягивая меня за волосы, и завладел моими губами.
Как же это было непохоже на то небрежное касание на свадьбе!..
Его твёрдые губы властно раскрыли мои, язык проник внутрь, исследуя, изучая, подчиняя.
Его ладонь на спине. Его рука в волосах. Его губы на губах.
«Я предлагаю, и ты берёшь».
Он предлагал своё желание, мои ощущения, наши прикосновения.
И я брала. Я вбирала его напор. Я принимала его давление. Я подчинялась его власти.
Я признавала его право касаться меня так, как было нужно ему.
Плащ полетел на пол, император встал, перехватывая меня под ягодицы, не переставая целовать, перенёс и уложил на кровать.
Нависая надо мной, он вбирал губами мои губы, овладевал моим ртом, а его широкая ладонь сдавила грудь, обвела сосок, спустилась на живот, обхватила бедро, отводя его в сторону.
От этого прикосновения я вдруг опомнилась. Что происходит?!
Я упёрлась руками в его грудь, пытаясь отстраниться, отклониться от поцелуя. Он оторвался от меня, и я вдруг, сама не ожидая от себя, зашептала:
— Не надо, пожалуйста, не хочу. Не трогай меня, пожалуйста. Отпусти, прошу тебя, отпусти, не хочу, отпусти.
Слёзы покатились по щекам, я упиралась руками в стальную грудь, чувствуя, как он напряжён, отчётливо понимая, что я не смогу его остановить, что он вправе брать от меня всё, что ему нужно.
«Я предлагаю, и ты берёшь».
— Я не отказываюсь! — по наитию прошептала я, — я признаю твоё право брать, я подчиняюсь тебе. Я только прошу тебя дать мне время. Пожалуйста, не сейчас, мне нужно время, пожалуйста!
Не совсем понимая, что делаю, я скользнула сиящими ослепительно алым светом руками по мощным плечам, обхватила крепкую шею, прижалась к нему всем телом, продолжая шептать:
— Прошу тебя, не сейчас, пожалуйста, ты же можешь, ты щедр, я знаю, пожалуйста.
— Молчи, — сказал он.
«Я говорю, и ты делаешь».
Я замолчала, прижимаясь к нему голым телом. Он не двигался, я чувствовала, как сильно он напряжён, слышала его ровное нарочито медленное дыхание, и изо всех сил старалась не издавать ни звука.
6. Глава 6. Алессандро. Сила крови
Выйдя из спальни я пошёл сквозь залы дворца. Я шёл и смаковал мысли о пустынной принцессе, о её мягких губах, гладкой коже, шелковистому водопаду чёрных волос и о нежных руках.