В жизни не видел такой красоты. Не мог и подумать, что подобное чудо способно воплотиться в нашем мире.

Я хотел на неё смотреть, вбирать каждую линию утончённого лица и тела. Я желал прикасаться к ней и держать в руках. Я желал… больше, намного больше.

Мне приходилось значительно напрягать свою далеко не слабую волю, чтобы не развернуться прямо сейчас, не вернуться в спальню и не закончить то, что начал.

Вот уж не думал, что чьё-то «прошу тебя» может на меня подействовать и остановить, тем более от женщины.

Да и с просьбами остановиться я ещё не сталкивался. К своим тридцати семи годам — ни разу. Всегда было наоборот, меня упрашивали. Не останавливаться.

Она просила дать ей время… Я усмехнулся. Интересная плата за пустынный дар: моё согласие на просьбы.

Встреченные по пути слуги и воины шарахались и склонялись в поклонах, глядя на моё усмехающееся лицо, но я позволял усмешке оставаться на губах. Я поймал себя на том, что мне неожиданно понравился этот несвойственный мне жест — подарить моё согласие. Подарить жене моё согласие на её просьбу.

По пути отдал приказ служанкам накормить жену, помочь помыться, подобрать одежду и показать сад. Спать она ещё долго не захочет, а в саду красиво, ей должно понравиться.

Я отметил ещё одну новую мысль — меня что, всерьёз заботит, что ей понравится?

Похоже, Саверио был полностью прав, когда говорил, что я влип. Впрочем, это даже забавно. Все бы мои заботы были такими трогательными.

Дел накопилось немало, несколько часов я провёл в кабинете, слушая доклады, подписывая приказы, разбирая текучку.

Управился я быстрее, чем обычно, переделав дела на неделю вперёд. Теперь можно и к Саверио.

В лекарской у Саверио царили привычная чистота и сверкающий порядок. Он как раз натирал белоснежный стол, когда я зашёл и встал на пороге.

— На всех хватает? — произнёс я уже ставший привычным вопрос.

Саверио задумчиво оглядел светлую комнату с высокими потолками, задержал взгляд на шкафах и тумбах у стен, покосился на передвижной столик. Какое-то время он смотрел на узкие вертикальные окна, плотно задёрнутые белыми шторами, и отрицательно мотнул головой.

Я кивнул, сел на стул у окна, расстегнул рукав, закатал до плеча, обнажая сгиб локтя, поднял взгляд на мрачного Саверио.

— Пока ты мне не приказал, — процедил он, — может, всё же вникнешь в мои доводы? Я понимаю, ты свои решения не меняешь, но чувство самосохранения может, всё же, не совсем сдохло?

Привычно сдержав удар ярости от неподчинения, я молча смотрел на старого друга.

— Понял-понял, не закипай, — взлохматил себе волосы Саверио, шагнув вперёд.

Многоопытные руки лекаря стянули предплечье жгутом, в моей вене появилась игла, кровь заструилась по трубке, сцеживаясь в колбу.

— Много в этот раз не возьму. Можешь убить меня прямо здесь и сцеживать самостоятельно. Но если себя угробишь, уже никого не спасёшь. Дай себе восстановиться.

Оценив пытливый взгляд на меня, я кивнул. Саверио с видимым облегчением перевёл дыхание, меняя колбу.

Он был прав, я знал. Он всегда прав. И моё тело подтверждало его правоту. Я снова и снова удерживал отчаянные порывы выдернуть иглу и зарастить рану.

Вместе с кровью из меня вытекала жизненная сила и суть моей магии. Чувство самосохранения, несмотря на все утверждения Саверио, не сдохло, и мне стоило значительных трудов удерживать его на привязи.

Саверио сменил третью колбу и вытащил иглу. Мой короткий взгляд на вену, и рана тут же заросла.

— Как надолго этого хватит? — спросил я, опуская рукав.

— В королевство твоей жёнушки уйдёт половина, — хмуро пробасил Саверио. — Я рассчитываю, что вспышек там не должно быть, но кто этих пустынников знает, припрётся караван от скал, и всё по-новой.