Изнываю в разлуке с вами. Нет больше сил страдать.

Николенька, скоро наша тайна станет заметной. При одной только мысли от стыда сквозь землю готова провалиться. Возвращайтесь скорей, друг мой.

Преданная и верная вам, Натали.

Холодный январь 1892 года от Рождества Христова».


– История полна загадок! Кто же писал эти письма? Кто эти молодые люди? И какое отношение имели к моей бабушке?!

Вот незадача, спросить не у кого. Минутку… позвоню-ка я тёте Шуре. Она хоть и очень старенькая, а должна помнить. Как-никак двоюродная сестра моей бабули.

Я поспешно отправилась в прихожую. На столике под зеркалом, что красовалось на стене в рамке, лежала записная книжка. В неё все домочадцы записывали номера телефонов. Помнится, это зеркало со столиком в придачу, ещё бабушка покупала.

Полистала я книжку и нашла номер. Набрала и услышала ровный гудок.

– Алло, – прорезался сипловатый голос бабушкиной сестры.

– Тёть Шура, это я, Тоша. Как жизнь молодая? – спросила я старушку деланно бодрым голосом.

– Тоша, ты что ли? – у тёти Шуры в последнее время ухудшился слух, и она всё время переспрашивала.

– Я, я, а кто ж ещё? Как самочувствие? – намеренно говорила громко, чтобы на другом конце провода бабушкина сестра услышала меня. Моё горло не очень слушалось, но мне срочно потребовалось добыть у неё правдивые сведения и выяснить, что и как было. Я совершала над собой усилие, только так на втором конце провода меня услышали.

– Соответственно возрасту. Копчу небо – так говорит мой самый младший правнук.

– Тёть Шура, если нужна помощь, скажите, приеду и помогу.

– Спасибо, моя девочка. Ты-то сама как?

– Ничего. Работаю. Живу потихоньку.

– Это хорошо, что не стремишься всех догнать и перегнать. С учёбой, что решила?

– Летом опять подам документы.

– Давай, Тошенька. Учиться тебе нужно. У нас в семье все учёными были. Мать твоя мечтала выучить тебя, вывести в люди. Бедняжка покинула нас в расцвете лет, – тяжело вздохнула собеседница. – Ты у нас всегда отличницей была. Кому учиться, если не тебе?

– Буду учиться. Не волнуйтесь. Тёть Шур, я что спросить хотела. Вам имя Натали Ольшанская о чём-то говорит?

В трубке повисло молчание.

– Говорит? – переспросила я, думая, что бабушкина двоюродная сестра меня не расслышала.

– Ой, в какие руины старины тебя занесло. Прапрабабка твоей бабушки. Чего вдруг спрашиваешь о ней?

– Письма нашла в старинном альбоме. Николя, как я поняла, это возлюбленный Натали?

– Сохранились эти письма?! Варваре делать было нечего, сохранять старину? Вынеси и в мусорный бак выброси. Зачем тебе они? Всё в прошлом.

– Если бабушка хранила, выбрасывать не буду. Тёть Шура, вы не правы.

– Может и так. Только сдаётся мне, что от этого старого хлама ничего путного не выйдет. Только затуманит тебе мозги.

– Вы забыли, я давно выросла.

– Не забыла я ничего, хоть и стара. Предупреждаю тебя, лучше не копаться в этом, можешь нарваться на никому не нужные последствия. Что ты хочешь узнать?

– Всё, что знаете вы.

– Это очень грустная история, девочка. У молодых была любовь. Отец Николая понапрасну, безрассудно не пожелал породниться с князем Ольшанским. Сам-то купцом был. А с князем враждовал, дурень этакий. За честь должен был принять брак детей. А он, чтобы не допустить этого, сослал сына своего родного служить. Что тебе сказать, Тоша? Когда заклятье идёт следом, горе караулит людей на каждом перекрёстке, тогда и нечего ожидать радостных известий. На воинской службе по недосмотру несчастный случай произошёл… погиб влюблённый Николай. Говорить больше нечего… печально, очень печально. Нашла, что выискивать – старые реликвии раздобыла, в которых реки горя, крови и боли. Зачем тебе это?