Те замешкались, начали переговариваться со скрытыми за кирпичной стеной сообщниками.
– Заходи! Один! – скомандовал с забора мужик.
– Нет, – мотнул головой капитан. – Ворота открывайте. Мы тут, – он ткнул пальцем под ноги, что было примерно метрах в семи от прохода, – вы там.
Снова переговоры, опять перешептывания.
– Не хотим так, – важно надул губы дозорный.
– Вы, лядь, тупые, что ли?! – старался быть громким Брагин. – Хотите, чтоб вас выкурили и перебили всех, в рючку? Где, лядь, логика?!
– Подожди, – забыл вдруг про важность работяга.
Через минуту ворота отворились, открыв взгляду Рона шеренгу крепких вооруженных мужиков – в основном с дубьем и железками, несколько с трофейными пистолями. За их спинами шумела основная толпа, готовая в случае штурма прийти переговорщикам на подмогу.
– Кто главный у вас? – закурил Брагин.
– У нас все главные! – гаркнул один из работяг слева.
– Оттого и бардак у вас, – мельком оглядел Рон толпу. – Так что? Каков план?
Судя по молчанию, стройного плана у мужиков не было.
– Просто тут сдохнуть, что ли?! – не дождавшись ответа, прорычал на них Родион.
– Пусть эти дрючелы обратно нас принимают, – отозвался долговязый мужик с пистолем. – Или выходные выплачивают. Нам ведь чужого не надо, свое пусть вернут!
– Да! Да! Верно, Леший! – поддержала его толпа.
– Пока вы Малевича с охраной не зажмурили, так бы и можно было сделать. – Родион затянулся. – Нужно. А сейчас… – помотал он головой.
– Толстяк сам спрыгнул, – с ухмылкой заявил долговязый. – Испугался – и туда… Что ж мы его, держать должны были?
– А охрана его, наверное, со страху застрелилась. Так? – стал еще строже капитан.
– Не так, лядь! – оказался не из пугливых Леший. – Сами они стрелять начали. Никто б не убил их, если бы не палили в нас… Зуб за зуб, Брагин!
– А я за своих раненых тоже вам должен руки-ноги поломать? А?! – рявкнул Рон. – Нет? Тогда так делаем…
Предложение капитана сводилось к тому, что всех бунтовщиков задержат, допросят и тогда выяснят, кто и в чьей смерти виновен, кто защищался, а кто безоружным черепа ломал. Обязательств с завода это не снимало, но с учетом смерти владельца на быстрые решения рассчитывать теперь не стоило.
– Нет уж, капитан, – рассмеялся Леший, – ты здесь дураков не найдешь! Или будет по-нашему, или насмерть драться пойдем. Нам терять нечего!
– Да! Нечего! – поддержали его товарищи, уже куда менее дружно.
– Все же вы туподрюки. – Рон бросил наземь окурок, небрежно его растоптал. – Сколько у вас выстрелов осталось? Четыре?! Меньше?! Вот перебьем мы вас тут, а что дальше – думали? О женах – думали?! О родителях?! На них же повинная плата ляжет! – искренне разозлился Брагин. – Лядь, вы мужики или кто?!
– Мы свое слово сказали, – перестав улыбаться, все еще упорствовал Леший.
– В рючку, Леха, – вышел из строя мужик в рваной рубахе. – Я же дурак: про своих-то и не подумал, – он бросил под ноги лом и, заложив руки за спину, направился к Рону и его отряду.
– Генка, лядь, стой! – пытался переиграть партию Леший, но время уже было упущено.
Один за другим недавние бунтовщики стали бросать оружие. Мало кто был готов сознательно погубить семью ради гордыни. Леший пытался их остановить, запугивал, уговаривал, но как бы он ни старался, вскоре на стороне повстанцев осталось не более десятка, по всей видимости, наиболее провинившихся в ходе штурма персон.
– Давай и ты, – кивнул главарю Рон. – Умереть никогда не поздно.
Леший, нервно крутя головой по сторонам, очевидно, колебался.
– Да поцелуй мой рюк! – вскидывая оружие, крикнул он.
Схватились за пистоли и соратники Брагина, к тому моменту уже ожидавшие подобной выходки. Грянули выстрелы, еще и еще; пороховой дым на секунды застлал им глаза.