– Понятно, – кашлянул Рон. – Какие еще угрозы?

– Какие еще? – откинулся на спинку Лычный. – Мы сами, Родион Иванович.

Капитан скривился.

– Понимаешь ли, это иной уровень жития – гораздо, гораздо более бедный и тяжелый.

Завидев приближающегося официанта, ученый потер ладони в ожидании горячего.

– Как если бы ты был всем обеспечен и вдруг стал нищим, – продолжил Семен Романович, дождавшись ухода юноши. – Трагедия? Еще какая! А здесь так будет для всех.

– Уверен, большие фамилии не обеднеют.

– Весьма проницательно, – хитро улыбнулся советник, заправляя салфетку. – И это еще одна трагедия: чтобы им сохранить свои капиталы, с народа придется драть в разы больше. Дай мне пять минуток, пока не остыло.

Лычный занялся едой, полагая совершенно неприемлемым говорить и жевать одновременно. Капитан не возражал: очень многое предстояло ему переварить и обдумать. Сев к собеседнику боком, он таки закурил.

– Все привыкнут со временем, – уже затушив сигарету, заключил Рон. – К бедности.

– Ум-ф, – как раз закончив с горячим, согласился Семен Романович. – Но сколько за это время душ будет загублено.

– Душ?

– Тысячи, десятки тысяч людей останутся без заработка, – продолжал ученый, устраиваясь на стуле удобнее. – Как думаешь, чем они все займутся? Думаешь, огороды начнут пахать? На поля батраками попросятся? Нет. Так мало кто сделает. А будет вот что: они собьются в шайки, будут отнимать и грабить. Отнимать, грабить и убивать. Те, кто будет беднеть медленнее, станут целью для тех, кто потеряет быстрее. Понимаешь меня?

– Ум-ф.

– И богачи наши займутся этим еще вперед мужика! – поднял указательный палец Лычный. – Особливо те, чьи производства закроются. Годенко, Малевич… У головы, кстати, тоже непростой выбор будет.

– Согласен.

– Мы будем всеми силами биться за блага прошлого, и никакая милиция с этим не справится. И потому, Родион Иванович, за лес я боюсь больше всего. Повырубят или еще чего хуже – спалят.

– Назло?

– Будут грызть за него глотки, как за девчонку смазливую. А кому не достанется, ты же и сам знаешь, тот девочку-то и погубить может. Чирк спичкой – и не достанется никому, – весело закончил ученый. – Возможно, со временем все утрясется, когда нас меньше станет… Но смута будет великая, уж это точно!

– Скверно, Семен Романович, – капитан по привычке достал портсигар и, обнаружив его пустым, спрятал обратно в карман.

– Скверно, Родион Иванович, – согласно кивнул советник, – и тем не менее в теории управляемо. Нет-нет, ты не хмурься, это ужасно сложно, но взять ситуацию под контроль все-таки возможно. Послушай, как вижу это я…

Разговор с Лычным затянулся почти до ночи. Рон внимательно его выслушал, задал много вопросов, однако сам ничего определенного в ответ не сказал. Заглянув после в отделение и убедившись, что ничего чрезвычайного в его отсутствие не случилось, капитан отбыл домой.

Вошел аккуратно, стараясь не издавать лишнего шума, зажег спичку, а уж затем и свечу. На столе, на его привычном месте – накрытая разделочной доской миска, на стуле – чистая одежда на завтра.

«Эх, Васька, – подумал он, – что б я без тебя делал?»

Каша совсем остыла, почти потеряв свой вкус. Благодаря накопленному голоду мужчина почти не обратил на это внимания, быстро проглотив оставленный ему ужин, и даже не заметил спрятавшейся за миской краюшки хлеба. Мысли о будущем Слободы, будущем крайне непростом, никак не выходили из его головы.

Найдя долгожданную сигаретку, Брагин вышел на улицу. Сел на крылечке и, не обращая внимания на чистое звездное небо, с удовольствием закурил.

– Славная дрянь, – прошептал он себе под нос.