Запиваю орехи оставленным Алексом горьким кофе и окончательно прихожу в себя. Пусть он уехал, не берёт трубку, и свидание не состоялось.

Зато у меня есть косвенный поцелуй, оставленный им на кружке.

Перед поездкой к родителям заезжаю домой, чтобы поставить в вазу пионы и переодеться в футболку-оверсайз и широкие джинсы. Знаю, что ни моя красивая блуза с кружевом, ни брюки-палаццо всё равно не способны впечатлить маму.

А через полтора часа, чудом миновав бóльшую часть пробок, уже шагаю по парковке жилого комплекса, окружённого с двух сторон ботаническим садом. Родители переехали сюда пару лет назад польстившись закрытой территорией, пением птиц, свежим воздухом и красивыми видами на Амурский залив. Паркуюсь около нужного дома, забираю из салона пакеты с покупками. Гелендваген сочувственно пиликает сигнализацией на прощание, когда я поворачиваю во внутренний двор. Словно желает удачи. Знает, что она мне не помешает.

Здесь действительно хорошо, а тёплым сентябрьским вечером – просто восхитительно. Дети играют на площадке. Молодёжь катается на электросамокатах. Держась за руки, прогуливаются по аккуратным тропинкам парочки, выгуливающие на тоненьких поводках померанских шпицев и мальтийских болонок. Идиллия. Понимаю, почему здесь так нравится маме и почему я сама всё же предпочитаю жизнь в черте города. Здесь тише, чище и проще. А в городе – постоянное, непрекращающееся движение, от которого я, кажется, давно впала в зависимость.

– Думала, ты приедешь с отцом, он что-то задерживается. – Мама встречает меня на пороге дизайнерской гостиной.

Она, как всегда – воплощение эталона. От идеально уложенной волосок к волоску причёски и макияжа, минусующего возрасту лет пятнадцать, до свежего маникюра. Стройная, блистательная, с апломбом высотой с сопку Холодильник2. Одним словом, полная противоположность мне.

– Мы с ним виделись на работе, мам, – сообщаю я, не решаясь упоминать об обстоятельствах нашей встречи. – Наверное, задерживается.

Она кивает, забирает пакеты и провожает на террасу. До возвращения отца за стол садиться не принято, поэтому я устраиваюсь в ротанговом кресле и лениво разглядываю низководный мост между Де-Фризом и Седанкой. По нему в обе стороны мчатся колонны разноцветных машин. Солнце бликует золотом на их глянцевых крышах. Огромное и желто-оранжевое, как яичный желток, оно резко контрастирует с голубизной осеннего неба.

Спустя несколько минут из кухни появляется мама:

– Я сделала тебе фреш из шпината, Вали. Он очень полезен для кожи и пищеварения.

Благодарю за угощение и с демонстративным энтузиазмом принимаю стакан с густой зелёной субстанцией. Честно говоря, я бы сейчас лучше что-нибудь алкогольного выпила, но о подобном даже заикнуться не решусь, потому что это чревато трёхчасовой лекцией о вреде спиртных напитков для женской красоты.

– Как дела на работе? – интересуется мама, усаживаясь напротив с идентичным моему коктейлем.

Она кончиками пальцев снимает с бокала огуречную дольку и с довольным хрустом отправляет её в накрашенный алой помадой рот. Я в этот момент обдумываю, что лучше: перевести неприятную тему или соврать что-нибудь относительно правдоподобное.

– Неплохо, мам. Завершаю работу над одним интересным проектом.

От лжи послевкусие не лучше, чем от шпинатного фреша. Хуже него только сельдереевый. Он был в прошлую пятницу. Телефон мигает уведомлением о новом сообщении. Надежда на то, что это Алекс, в очередной раз оказывается тщетной – всего лишь реклама одного мультибрендового бутика. Но, зная о том, что маме это интересно, тут же упоминаю вслух об их новой осенней коллекции и следующие минут пять могу не вслушиваться в её щебет о модных трендах.