Вот кто безжалостно швырнул пионы в корзину для бумаг. Эмоции мечутся с огромной скоростью от станции «расплакаться от отчаяния» до станции «биться насмерть». Из-за Сахарова я успела пережить галлоны боли, разобраться с тоннами неприятностей и пролить литры слёз. Но всему приходит конец. Моё терпение кончилось сегодня. Его последняя капля падает и разбивается с оглушительным звоном в тишине опустевшего коридора.

И я понимаю, что контролирую себя слишком плохо. Почти не влияю на происходящее. Лишь в одном твёрдо уверена: всё, что я говорю Никите, он заслужил. До самого последнего слова.

Mulholand Drive – Rhea Robertson

Сознание становится ясным лишь тогда, когда я, вернувшись в кабинет, падаю на диван. Утыкаюсь лицом в ладони. Тяжело дышу, вдыхая нежный цветочный аромат. Считаю удары пульса, чтобы успокоиться. Сбиваюсь на тридцатом и начинаю снова. Один, два, три, четыре…

Оживает дисплей телефона на журнальном столике. Надежда на то, что звонит Алекс, умирает уже через секунду. Номер мамин.

– Вали, тебя через сколько ждать? – деловито любопытствует она и, не дожидаясь ответа, продолжает: – заедь, пожалуйста, в супермаркет по пути. Возьми микс-салат, апельсины, упаковку киноа…

Бездумно смотрю на чашку с недопитым кофе, а она расплывается перед глазами. Мамин голос звучит нераспознаваемым белым шумом. По телу результатом пережитого стресса расползается слабость. Сковывает мышцы. Волна адреналина, что бушевал в крови только что, отступила, а на его место не пришло ничего. Пустота и безразличие. Отзываюсь безжизненно:

– Хорошо, мам. – Надеюсь, что, когда я приеду в супермаркет, она повторит мне список покупок ещё раз. Или два. Собраться с мыслями слишком сложно. – Скоро буду.

Положив трубку, какое-то время смотрю на погасший дисплей. Решаюсь. И всё же набираю номер Алекса. Я всё ему объясню. Скажу, что Сахаров просто идиот и наша помолвка давно в прошлом. И ведь не совру. Потому что Ник, вместо того чтобы готовиться к свадьбе, клеился к моей подруге. Теперь та ситуация кажется смешной и нелепой. Но смеяться не хочется. Ведь мой звонок остаётся без ответа.

Зато не нужно больше придумывать отмазки от ужина.

Блин, это какое-то неправильное зато. Зажмуриваюсь, чтобы не дать слезам выкатиться из глаз. Снова глубоко дышу, представляя, как мои лёгкие надуваются, словно воздушный шар. Да, отец в очередной раз меня отчитал. Да, долгожданное свидание сорвалось, а Алекс теперь не берёт трубку. Да, придурок—бывший в очередной раз испортил мне жизнь.

Зато у меня в столе припрятан сникерс и баночка миндаля в глазури.

Так-то лучше.

Стараюсь не замечать, что руки трясутся, когда достаю из верхнего ящика стола орехи и шоколадку. Это просто стресс, и сейчас всё закончится. Отступит слабость, пройдёт дрожь, и голова перестанет кружиться, словно в центрифуге стиральной машины. Нет, это не гипогликемия. Стресс и усталость, ничего больше.

Сахарная глазурь ломается и трескается, когда я жую орехи, засунув в рот разом целую горсть. Челюсти болят, но я старательно перемалываю зубами ни в чём не повинный миндаль, и силы постепенно возвращаются. Прибывают по капле, намекая на то, что моё состояние всё-таки вызвано резким скачком сахара в крови.

Подобное состояние для меня не впервой. Имея генетическую предрасположенность к диабету, было бы правильно сходить к эндокринологу, но я всё время откладываю визит. Проблему гораздо проще не замечать, когда делаешь вид, что её и вовсе не существует. Я в этом профи. Главное – вовремя собирать розовые очки из осколков и водружать на привычное место.