Любой ценой – и жизнью бы рискнули*

Опухший от водки безумец, безрассудно улыбаясь, положил книжку на крышу Бэхи.

Двери распахнулись, из машины выскочили два бородача с перекошенными от бешенства лицами.

– Я твою маму…

– Мама – святое, – перебил парень. – Страна – моя. Гостей любим. Насильников ломаем. Традиции чтим.

Широко улыбаясь, он ловко пригнулся под летевший в него кулак, тут же всадил удар в пах и рубанул ребром ладони по горлу.

Первый бородач захрипел и рухнул, так и не поняв, что произошло. Его планы и заботы – уже не имели значения. Он катался по асфальту, выпучив глаза и судорожно хватая ртом воздух.

– Убью, сука, – бросился второй, пробивая серию ударов.

Парень уклонился, подхватил его за бедра, приподнял и с размаху всадил головой в бордюр. Хруст костей смешался с визгом тормозов проезжающей машины.

Темная лужица быстро расползалась по асфальту. Тело судорожно дернулось пару раз. Открытые глаза еще продолжали удивляться, а зрачки уже стекленели.

– Минус три… На троих уродов в мире меньше. Забавно вам? – книголюб повернулся к зрителям, размазывая рукой кровь, сочившуюся из разорванной губы. – Зацепил, подлюга… Реакция уже не та. Римма, ты? – Он распахнул заднюю дверь. – Нет, опять почудилось… – смущенно пробормотал он и вдруг смягчил голос:

– Выходи, солнышко, эти уже никому не навредят. Они сломались.

Из машины выбралась заплаканная студентка.  Ошалело оглянулась – и, едва веря своему спасению, рванула прочь, отчаянно цокая копытцами.

Защелкали телефоны, остановилось видео.

Окровавленный защитник повернулся к зрителям. Его лицо освещала улыбка и была она страшной.

Люди дружно отшатнулись.

Он криво ухмыльнулся, поник, взял потрепанный томик и понуро побрел прочь.

– Касатик, – неожиданно остановила его цыганка – худая, старая, но сохранившая следы былой красоты. Голос – низкий, хрипловатый, с отголосками певучего тембра. Глаза – глубокие, черные. Она тревожно оглядывалась, будто опасалась чего-то.

– Вижу, смерти ты ищешь… – прошептала она так тихо, что Олегу пришлось наклониться к ее лицу. – Не стоит, воин… Не зови Госпожу раньше времени…

Губы ее дрогнули в тонкой ухмылке.

– И Одесситка твоя расстроится, если случится с тобой беда.

БабУшка отшатнулся. Сердце бешено заколотилось, но в голове внезапно стало тихо.

– Я не говорил, что она – одесси… – медленно выдавил он. – Откуда вы… Мы знакомы? Может, знаете, где она сейчас?

Надежда – предательская штука, близняшка слабости – уже заползала в грудь. Цепкая, с гарантией бессонницы. Но старуха лишь качала головой, бормоча что-то невнятное.

Вдруг она вцепилась в его рукав тонкими, жилистыми пальцами.

– Душа твоя от боли горит и избавления в безвременье ищет, – ее глаза вспыхнули. – Не нужно! Придет Смерть-матушка вовремя, не опоздает, а торопить Госпожу не стоит – можно и накликать раньше времени!

Она придвинулась ближе. От нее пахло дымом, травами и чем-то ведьмачьим – терпким, горьким, как коренья, выкопанные в полнолуние.

– И сегодня она не за тобой пришла, хотя… совсем рядом кружила.

Она снова оглянулась – тревожно, по-звериному.

– Спас ты девоньку, мир немножко чище стал, а теперь беги, сынок, пока полицаи с мигалками не нагрянули. А то сдадут тебя, орла белого, ищи-свищи потом по оврагам и закоулочкам.

Олег стиснул зубы.

– Никто не будет искать, – буркнул он. – Некому.

Старуха внезапно прижалась к нему, обнюхивая его голову и шею, словно собака.

– Не конец это, не твое еще время. Беги, ищи свою судьбу, а я ангелов за вас просить буду…

Она истово крестила его, тыча пальцами в лоб, плечи и вдруг – толкнула изо всех сил.