Подобный в смысле, если это повторится?

― Я больше не буду засыпать в номерах гостей.

― Потому что теперь у тебя будет свой номер.

Мне кажется, или это слишком странно?

В любом случае, выбирать не приходится. Мне нужен душ, и это было бы глупо отрицать. Поэтому вылетаю из номера и почти бегу вниз, спускаясь пятнадцать этажей по лестнице. Затем прошу у ошалевшей Ларисы ключ и бегу обратно, благо уже на третий. Перед этим забегаю в раздевалку за телефоном и в прачечную за свежей формой. Затем захожу в номер и долго стою у двери, пытаясь отдышаться, потому что, если честно, бег ― совсем не мой вид спорта.

Когда более или менее успокаиваю пульс, набираю папе, чтобы убедиться, что он в порядке. Он всегда встает рано, так что половина девятого для него ― уже почти обед.

― Я думал, ты домой вернешься, дочка. Так много работы было?

― Да, ― вру, и готова самой себе язык за это оторвать, ― мы с девочками всю ночь номера прибирали, а сейчас мне нужно переодеться и приступить к дневной смене.

― Как же так, твой начальник тебя не отпустил?

― Отпустил, пап, но я сама захотела остаться.

― Это не дело, Полина, так себя загонять. Ну куда ты мчишься? Деньги ведь не так срочно нужны. Нам отсрочку по счетам дали. Я бы через месяц всё оплатил.

― Мне пора, пап, увидимся вечером, ладно? Не забудь про лекарства. ― заканчиваю разговор, потому что в тысячный раз слушать, как он всё на себя взваливает, просто нет сил.

Я звонила в больницу. И никакую отсрочку нам не дают. И что ему остается? Занять у своего «понимающего» коллеги, но по-тихому, чтобы я не узнала? А затем опять выплачивать идиоту проценты? Ну уж нет. Хватит. С этого момента скупердяй Назаров может засунуть свои деньги себе в задницу. Причем очень глубоко и достаточно надолго.

Наскоро приняв душ и, переодевшись в чистое платье, как раз успеваю в зал к утренней летучке. На ней Марина Николаевна раздает ежедневные задания, высказывает свои недовольства или, наоборот, хвалит. Я боялась, что меня ждет и то, и другое.

― Ты где была? ― шипит Долгова, когда втискиваюсь между ней и Лизой. ― Я не видела тебя в раздевалке.

― Потом расскажу, ― обещаю.

И обязательно расскажу.

Только не сейчас, когда кругом одни любопытные уши и болтливые языки.

В общем-то, оказывается, что паникую я как обычно зря. Китайцы остаются в восторге и от отеля, и от номеров в частности. Меня не ругают, зато хвалят. Косвенно. А ещё дают список срочных дел на утро, которые должна была сделать Галя, но тоже заболела.

Мне кажется, или Ривьеру накрыла эпидемия гриппа?

― Ты поела хоть, Архипова? Бледная ходишь, как смерть, ― замечает Наташка, когда народ начинает потихоньку расходиться.

― Ага, ― вру уже во второй раз, и тоже близкому человеку.

Аукнется или пронесет?

И пока судьба-злодейка размышляет, вываливаю подруге всё, как на духу. И про китайцев, и про номер, и про своё утреннее пробуждение…

― Обалдеть! Снежная королева лопнула бы от злости!

Снежной королевой мы за глаза провали Анжелу ― таинственную пассию Егора, которую я сама ещё ни разу не встречала. Точнее, прозвала Долгова, а я оказалась не против. По словам Наташи, у Кирсановой была мертвенно-бледная кожа и пепельные, почти белые волосы. А ещё модельные фигура и черты лица, что она не отрицала, но характер…

― Да ничего такого не было. Он просто проявил заботу, как и о тебе когда-то.

― А этой чокнутой только повод дай, ― хмыкает. ― Ты не представляешь, какие истерики она ему закатывала. Однажды на всё фойе кричала, когда он Дашку Заболотную утром до работы подвез. Ну тогда дождь лил, как из ведра и ветер был ураганный. А она бедняжка на остановке пока стояла автобус ждала вся продрогла. Ну Егор Александрович мимо не смог проехать, посадил её к себе в машину и привез. Ты не представляешь, что было. Мне кажется, истерику Кирсановой слышали даже гости на двадцать втором.