Струков обвел взглядом свою команду и кивнул мне:

– Ну что же, это была великолепная встреча, Мечников, а теперь пойдем вниз, я там тебе все покажу.

– Спасибо.

– А, ну еще у нас есть Анора, но это отдельная история…

– Кто такая Анора?

– О, если бы я знал…

– Ты серьезно?

– Сто процентов. Она нашла нас тут около месяца назад. Мы ничего о ней не знаем, скорее всего, она какой-нибудь суперагент или, может, кто-то из Мстителей… Но она явно настроена против Циннова и его режима, и, вообще, от нее много пользы.

Мы прошли вниз по лестнице, ведущей в подвал больницы, в котором располагалась лаборатория и штаб. Больницы всегда были известны своими подвалами, где могло находиться все что угодно – от складских помещений и столовых до МРТ-сканеров и аппаратов лучевой онкологии. Этот подвал был одним из таких – и все это было здесь вместе и сразу. Мы вышли в широкий коридор, который квадратом соединял все подвальные помещения вместе. Естественный свет сюда не проникал – на потолках горели крохотные лампочки.

– Мы тут все переделали кое-как, там, где раньше были склады, теперь находятся жилые помещения, мы живем по три человека в комнате, кроме Тани и Аноры, конечно. Кухня находится на месте бывшей столовой – это легко получилось. Ну и рядом тут туалет, душ и вся прочая хрень. – Струков посмотрел, слушаю ли я. – Устал после перелета?

– Нет, нисколько, – с готовностью ответил я.

– Это хорошо, потому что тут столько всего нужно сделать, что ты будешь усталый днями и ночами.

– Очень приятно это слышать.

Люди из команды Струкова расходились по своим комнатам, а мы продолжали идти по квадратному коридору.

– Как родители? – спросил он.

– Чьи, мои или твои?

– Не паясничай.

– Твои родители хорошо, виделся с ними перед отъездом, мама переживает за тебя, ну а отец…

– А отец все еще не может забыть величие Российской Империи, блин. – Струков подернул бровью.

– Они такое поколение, так выросли… – начал я. Это был наш старый спор, и переубедить его, конечно, у меня не было никакого шанса.

– Твой отец погиб, спасая людей, когда Россия напала на страны Прибалтки. А мой отец – болван, который живет на всем готовом в Нью-Йорке, и еще недовольный. – В его голосе появились железные ноты, означавшие, что разговаривать тут больше и не о чем.

Мы продолжали идти по длинному коридору, проходя бывшее помещение рентгенодиагностики, где теперь расположилась серверная.

– У нас здесь, возможно, самое высокотехнологичное место во всей долбаной России. – Струков стал загибать пальцы. – У нас есть все: квантовые компьютеры, глионный источник энергии, фотосинтез, про лабораторию я вообще не говорю – я увез из НейроЦентра Циннова все оборудование, которое только можно было. Теперь у нас тут есть фактически все на свете.

– А как Волгоград вообще?..

– Волгоград устарел. Но приятно было погулять по родным улицам. Особенно когда меня еще не объявили в федеральный розыск. Они до сих пор на бензине ездят, видел машину Ильи?

– Да, как будто двадцать лет назад.

– В левом крыле находится геномная лаборатория, там мы синтезируем антитела и мРНК[5].

– А где пациенты?

– В отделении радиационной онкологии, рядом с лабораторией. Оно было уже с изоляцией, что важно, если работаешь с шок-деменцией… Ну ты и сам все это знаешь, что тебе рассказывать… Сейчас у нас пять пациентов, мы пытаемся их лечить, но ничего ни хера не работает.

– А наверх вы не ходите?

– Нет. Даже свет не включаем наверху. Вероятность, что нас найдут, крайне низка – но рисковать нельзя. Даже такому рисковому парню, как мне…

Я почти все время улыбался. Мне было приятно видеть Струкова, и сейчас я действительно понял, что сильно по нему скучал все это время.