Рейс до Волгограда был через Москву, оба самолета были почти полностью пустые. Границы и авиасообщение были закрыты для большинства людей уже несколько лет – я смог прилететь только потому, что у меня был статус ученого, напрямую работающего с деменцией нейронного шока, и приглашение от Красного Креста. Я вышел в аэропорту «Гумрак», прошел через старый коридор аэропорта, украшенный дырками в стенах, а иногда и в полу, дождался своего чемодана и вышел наружу. Оппозиция мне прислала свои координаты через сверхзашифрованную сеть, которой пользовались, кроме них, разве что террористы и хакеры. На территории аэропорта было много полиции и солдат. Меня остановили сразу же на выходе, но быстро отпустили, узнав, что я работаю с шок-деменцией.

– Врач? – спросил старший.

– Нет, – соврал я, не знаю даже зачем. – Ученый.

– Будете работать по правилам, все будет нормально.

– Я надеюсь на это! – весело сказал я, но полицейский так на меня взглянул, что веселье пропало.

– Куда едете?

– В НейроЦентр…

– Посещать Красноармейский Изолятор запрещено, вход строго по пропускам, при нарушении понесете уголовное наказание.

– Понял вас, спасибо.

Они быстро ушли, и больше полиция меня не останавливала. Это было мне знакомо. Никто не любит проводить лишнее время с людьми, работающими с шок-деменцией. Ведь мы можем быть заразными, в конце концов.

В секретном приложении, которое используется только хакерами и террористами, мне написали искать серый мерседес на стоянке сразу за воротами аэропорта. Это было легко. Из машины вышел высокий широкоплечий мужчина со светлыми кудрявыми волосами и улыбкой на лице.

– Добро пожаловать в Волгоград! – сказал он мне, протягивая руку, – Меня зовут Илья Дружинин. Я вообще сам из Анапы, но вот занесло сюда.

– Меня зовут Иван, – сказал я, пожимая руку. – Очень приятно! Анапа – классный город, я был там однажды.

– А в Волгограде?

– Я тут родился и жил до десяти лет, потом семья переехала в Нью-Йорк. Струков тоже родился в Волгограде, это, наверное, единственная причина, почему он решил со мной дружить.

– Так, так, так… – Илья заулыбался. – Поосторожнее тут с этим именем.

Мы сели в машину и поехали нарушать закон. Илья быстро свернул с главной дороги в какие-то поселки. Мы выехали на заброшенную грунтовую дорогу, слева от которой были овраги, а справа – горы мусора. Поднялись столпы пыли. Мы заезжали на холмы и спускались в балки, мы ехали около двух часов, в течение которых Илья устроил мне краткий гид по истории Волгограда, Красноармейского Шок-изолятора и движения оппозиции в РФ.

Когда мы приехали на бульвар Энгельса, вынырнув из какого-то переулка, было уже темно. В этой части города уже несколько лет никто не жил, из-за близости Изолятора. Илья припарковался позади здания, до боли напоминающего больницу, и весело похлопал меня по плечу.

– Ну что ж, Ваня, вот мы и приехали, – бодрым голосом сказал он. – Больница «Каустик», названная так в честь завода «Каустик»… Даже не спрашивай меня, как они связаны…

Мы поднялись по серым ступенькам и прошли через разбитые стеклянные двери внутрь больничного корпуса, теперь совершенно пустовавшего. Внутри не горело ни единой лампы. В темноте я разглядел помещение регистрации, аптеки, гардероба. Возникло сюрреалистичное ощущение – как будто я вернулся в прошлое и мне снова было десять лет.

Илья отвел меня к металлической двери в конце коридора, которая вела в подвал. Она внезапно открылась, и оттуда пролился блеклый желтый цвет. По лестнице поднялись несколько человек, очевидно вышедших меня встречать, чем я был невероятно тронут. Один из них, завидев меня, быстро пошел мне навстречу.