«Правда легко манипулировать тем, кто принадлежит тебе без остатка», – звучит в голове родной мамин голос.

А Юра лежит рядом со мной голый и плачет.

То, что происходит дальше, уже не подконтрольно разуму, только душе.

Двумя руками тяну его на себя, зная, что сопротивления не будет. Мягко целую в шею чуть пониже уха, одной рукой касаюсь волос.

– Иди сюда!

Тихий стон от проникновения, ласкающий слух, и вовсе вышибает все мысли из головы.

Здесь и сейчас я чувствую себя богиней в руках обожателя. Все остальное неважно.

***

Уходя на работу, прикрываю красивое голое тело пледом, чтобы ему было тепло.

А вернувшись с работы, ледяным тоном приказываю лезть в уборную на четвереньках и носа оттуда не показывать.

Ложусь на кровать там, где мы вчера занимались… сексом и чувствую, что рыдаю.

Боль как когтистый хищник разрывает душу изнутри до кровавых ошметков.

Он спас мне жизнь… а я за это в очередной раз исполовала ему душу.

Мне бы плюнуть на все и позвать его к себе, но я не могу себе это позволить. За это не знаю, кого ненавижу сильнее, его или себя.

И где-то на задворках памяти слышу трижды прозвучавшее предупреждение, «Не заиграйся, деточка».

– Уже заигралась, – отвечаю себе, в голос, – Уже.

После чего встаю, иду в уборную, ложусь на пол, прижимаюсь к теплому боку, и мгновенно засыпаю. Я в своем праве, делаю что хочу.

А во сне все брожу по какой-то квартире как Скарлет в романе, и никак не могу найти то, что ищу.

Рано по утру просыпаюсь еще до того, как зазвонил будильник.

Умывшись, позавтракав, одевшись, собираюсь на работу, и вдруг чувствую странное ощущение внизу живота.

Предварительно прогнав пса на кухню, захожу в уборную пописать, и чувствую, что теку. Блин, как не вовремя. Ополаскиваю лицо ледяной водой. Не помогает.

Выйдя в коридор, сажусь на стул, и зову:

– Иди сюда.

Тут же слышу тук-тук-тук. Стоит на миг прикрыть глаза, открываю, он тут как тут.

– Надень на меня сапоги. Не доспала. Лень.

Вру. Ну какая лень.

Но это неважно, он надевает, на правую ногу, застегивает. Потом на левую.

А я подаюсь чуть-чуть вперед и раздвигаю ноги.

– А теперь руками за раз тяни юбку и колготки с трусами вниз. Будешь лизать, сосать, язык туда совать. Начинай! Да, и держи руки на моих бедрах.

Минут за десять я трижды кончила ему в рот.

– Так, хорошо. Теперь быстро встал, сел на стул, достал хер и…

Хотела сказать «дрочи», но в этом нет необходимости, там давно стояк.

Сажусь на него сверху, держу за плечи, и остервенело трахаю так, словно от этого зависит моя жизнь.

Мы оба стонем, тихо, еле слышно, держимся друг за друга так, словно иначе никак.

В конце я жмусь к его скуле губами.

– Все, пора на работу. Ты там справишься сам?

Он молча встает со стула и на четвереньках ползет в уборную.

Уходя, все равно слышу, даже через стены, шепот, от которого стынет душа:

– Таша, любимая, да!

Иду к лифту и вдруг возвращаюсь назад.

Сегодня на работу возьму такси.

Бросаю сумку в коридоре, иду в уборную.

Он все ещё не кончил пока.

Опускаюсь на колени, засовываю его себе в рот и сосу сильно.

Один протяжный томный стон спустя облизываю влажную головку.

А потом целую в совершенно мокрые глаза.

– Юра, это важно. Иногда злые слова – это просто слова.

Вот теперь я правда ушла.

Такси приходит быстро, и почти без пробок дорога занимает всего сорок минут.

Я в очередной раз прихожу раньше хозяина и Агнии. И весь день думаю о том, насколько верно то, что я сказала.

Только ночью я снова приказываю ему спать в уборной. А под утро опять засыпаю у него под боком.

Так дальше продолжаться не может. Но продолжается. Потому что тот, кто напоминает мне о рабстве один возвращает мне вкус свободы.