– Ешь, Витенька, ешь, – ласково произнесла мамочка, пытаясь вновь сунуть мне сиську в рот и нежно поглаживая по голове.

– Чего есть-то? – возмутился я. – Хоть бы молока туда налили…

Моё возмущение, естественно, прозвучало, как капризное похныкивание.

– Что, Лариса, молока нет? – послышался участливый голос соседки по койке. – Ничего, бывает. Это у тебя первый? – мать растерянно кивнула. – А у меня, вот, второй, – радостно сообщила невидимая мне женщина. – Ты погоди чуток, сейчас мой наестся, я и твоего покормлю. У меня на всех хватит.

Мать всем корпусом повернулась к соседке, и я увидел полную женщину лет двадцати пяти с большой грудью. Розовощёкий малыш, весело причмокивая, поглощал её содержимое. «Да она с таким размером сможет и десятерых накормить», – грустно подумалось мне. Делать было нечего, пришлось ждать, пока маленький обжора напьётся и отлипнет от груди мамаши.

– Давай своего, – предложила толстуха, укладывая своего сынишку рядом с собой на койку.

Мать передала меня соседке. Когда же перед моими глазами оказалась огромная грудь с синими прожилками, мне почему-то перехотелось из неё есть.

– Ты смотри! – удивилась добровольная кормилица. – Не хочет. Не голодный что ли или капризничает? – она вопросительно взглянула на мать.

Та промолчала, а толстуха сказала:

– Ладно, я всё равно сцеживаю, да и не я одна. Попозже его кто-нибудь из сестричек покормит.

– А когда его покормят? – с волнением в голосе поинтересовалась мать.

– Я не знаю, они там сами этим всем занимаются, – ответила соседка. – Во всяком случае, ночью кормёжки нет. Теперь уже только утром привезут… Да ты не переживай, с голоду умереть не дадут, – весело рассмеялась толстуха.

Вскоре пришла незнакомая мне медсестра, и нас всех вновь отвезли в нашу персональную палату. Я думаю, ей уже успели сообщить о странном младенце с умными глазами, потому что она всё время с интересом поглядывала в мою сторону. Чтобы не выдать себя ещё раз, я просто прикрыл веки и сделал вид, что сплю. Минут через десять, когда наевшиеся малявки уже мирно спали, попукивая в свои пелёнки, медсестра вернулась и принесла бутылочку с молоком.

– Ну что, сердешный, – обратилась она ко мне ласковым, тихим голосом, – кушать будешь или как? – И сунула мне в рот резиновую соску.

«Голод не тётка», – вспомнил я поговорку папаши, которую слышал, ещё будучи в утробе, и с азартом принялся за еду. Наевшись, я вполне умиротворённый, словно в экран, уставился в белый потолок, вспоминая облик своей матери, запечатлевшийся в памяти после нашей первой встречи. Это была худощавая женщина с неухоженным лицом, лишённым каких-либо признаков макияжа. Плотно сжатые тонкие губы, серые грустные глаза, от уголков которых разбегались мелкие морщинки, маленький острый носик, заметные носогубные складки… Я подумал, что в моём настоящем времени женщины её возраста выглядели намного моложе. Редкие каштановые волосы, которые мать перестала красить как только узнала что беременна, на несколько сантиметров от корешков имели природный русый цвет и были заплетены в небольшую косу. Нельзя сказать, чтоб она была красавицей, но если бы ей сделать косметическую процедуру на лице да добавить немного огонька в глаза, то она явно была бы ещё весьма симпатичной женщиной. Как мужчине с тридцатишестилетним жизненным опытом мне особенно понравилась форма её груди. Жаль, что из-за стресса в ней перегорело молоко, и теперь я при кормлении буду созерцать лишь резиновую соску на конце стандартной стеклянной бутылочки. Как ни странно, несмотря на то что я чувствовал к матери несомненную привязанность, я никак не мог отвязаться от мысли, что она мне ещё нравится просто как женщина взрослому мужчине. Странное, конечно, чувство, с которым мне тоже придётся что-то делать.