– Я серьезно, мальчик. С лучшей. Стороны.

Губы Хита изгибаются в презрительной усмешке.

– Но я уже пообещал Элинор показать себя с худшей стороны.

Рука дяди Роберта сжимается в кулак. Глаза Хита горят вызовом – он рвется в драку. Но на пути всех ножей, которые мечут друг в друга Хит и дядя, оказывается Элинор. Дядина вспыльчивость всегда пугала ее, а вот брату всё равно. В детстве дядя несколько раз поколачивал его, но сейчас Хит вырос. Он сильнее. И дядя Роберт это знает. С усилием он разжимает кулак, медленно поворачивается и уходит в свой кабинет.

Элинор, разозленная на брата за его провокации, поднимается прямо к себе в спальню и собирается закрыть дверь, но Хит с легкостью придерживает ее. Брат встречается с ней взглядом и проскальзывает внутрь:

– Что случилось?

Она садится на кровать и прижимается спиной к изголовью.

– Я тоже не хочу, чтобы в нашем доме были посторонние, – тихо произносит он.

Она решает не принимать его поддержку. Она хочет, чтобы он почувствовал такое же одиночество, как она каждый раз, когда он бросает ее здесь ради Софии. Не обращая на Хита внимания, Элинор тянется за книгой. Но она так зла на брата – и за его тайную интрижку, и за то, что он всегда нарочно задирает дядю, – что слова расплываются на странице. Хит забирает у нее книгу в мягкой обложке и присаживается на краешек кровати.

– Сколько раз я говорил не читать эти романчики?

– Потому что не веришь в любовь?

Он меряет ее таким пристальным взглядом, что у нее перехватывает дыхание.

– Потому что на самом деле я в нее верю. А эти книжонки научат тебя только одному: будто жить вместе долго и счастливо так же легко и просто, как найти в грязи пенс.

Элинор пытается встать, но Хит удерживает ее:

– Это всё сладенькое вранье. Ничего стоящее не дается легко, Элли. Ничего.

У Элинор на кончике языка вертится вопрос, относится ли это к ней самой. Но она прикусывает губу, чтобы остановиться. Потому что Хит хочет не ее, а брюнетку из музыкального магазина. Эту Софию.

– Оставь меня в покое.

Брат выгибает бровь и насмешливо кривит губы, словно от укуса котенка:

– Что случилось?

– Ты, – огрызается она. – Постоянно дразнишь дядю Роберта. Всего одна вечеринка, Хит. Для него это важно.

– А ты задумывалась, почему это важно? Он считает, что если у него наши деньги, то у него есть власть над нами. Но мы явно нужны ему. Сегодня вечером, сестренка, он в нашей власти.

– Я не хочу власти. Я хочу… Я хочу…

Я хочу, чтобы ты хотел меня – она не может заставить себя произнести это вслух.

Выражение лица Хита смягчается.

– И чего же ты хочешь, Элинор?

Она с трудом переводит дыхание:

– Я хочу, чтобы ты выполнил просьбу дяди Роберта. Чтобы показал себя с лучшей стороны, и мы смогли пережить этот поганый вечер в целости и сохранности.

Его глаза изучающе блуждают по ее лицу. Она боится, что брат будет настаивать на большем, и она уступит.

– Ладно, – просто говорит он. – Всё что захочешь.

Когда Хит уходит, она достает из тайника под кроватью куртку Флинна и надевает ее. В те долгие часы на прошлой неделе, когда брат бросал ее, Элинор ловила себя на мысли, что ее тянет вдохнуть запах Флинна – аромат кофе и цитруса. Почему-то от этого она чувствовала себя не такой одинокой.

Куча дежурящих возле Блоссом-Хилл репортеров и операторов издают непрерывный шум – как стук дождя осенью или жужжание вентилятора летом. Сколько еще они будут превращать нашу жизнь в национальное достояние? Но поскольку в центре этой истории моя неотразимо красивая сестра, передышка невозможна.

Прошла неделя с тех пор, как я позвонила полицейским. С тех пор, как они приехали в родительский дом и вызвали всех на допрос. Как и следовало ожидать, отец пришел в ярость. И так и не вышел из нее, судя по выражению его лица: сейчас он сидит напротив меня в своей удушливо жаркой гостиной. Мы молчим, прислушиваясь к то нарастающему, то стихающему гулу множества чужих голосов в саду. Полицейские снаружи сдерживают их натиск. Сегодня утром я проснулась от кошмара: во сне репортеры врывались в дом словно полчище тараканов, вваливались в окна и двери, топча друг друга и непрерывно выкрикивая вопросы так, что разбивались стекла. И среди них, мощный и совершенно неподвижный, стоял человек в маске.