– Где ты была?

Она изящно встает и направляется к окну, которое выходит на лужайку. В дальнем углу сада есть калитка, за ней – небольшое поле. Дальше – лес на многие мили. Полицейские говорили, что там и прятался похититель. И через калитку проник к нам в сад.

– Ты скучала по мне?

Ответ сразу срывается с губ, я говорю правду:

– Каждый день.

Она оглядывается через плечо и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Это странный и радостный момент: словно лучик света пробился сквозь темное грозовое небо. Грустно думать, сколько ее улыбок я пропустила.

Подхожу ближе, чтобы утешить сестру, положить руку на плечо, но не делаю этого: она кажется совсем чужой. Я хочу узнать ее заново. Понять.

– Что с тобой случилось, Оливия?

Она отворачивается. Повисает тишина. Я собираюсь повторить вопрос, но она проскальзывает мимо меня к туалетному столику и берет свечу.

– Нам нужно о многом поговорить. – Она вздыхает, переворачивает свечу и рассматривает этикетку. – Срок горения. Крем-брюле[14]. Господи, это божественно. Мы должны пойти в ресторан и заказать крем-брюле. Ты его когда-нибудь пробовала?

– Да, пробовала, но…

– Мне не терпится попробовать. Куда пойдем? Когда?

– Оливия…

– Как насчет этих выходных?

– Нет.

Ее улыбка исчезает, и я чувствую укол вины за то, что не поддерживаю эту игру в притворство.

– Пожалуйста, перестань вести себя как ни в чем не бывало.

Ее взгляд каменеет. Она ставит свечу на столик:

– Разве ты не рада, что я дома?

– Да. Конечно, рада.

– Значит, мы можем просто радоваться, что я наконец здесь, с тобой? – Она так умоляюще смотрит огромными голубыми глазами, что я почти готова сдаться и отложить расспросы. Но если я это сделаю, меня разорвет изнутри.

– Почему ты не разрешаешь маме и папе позвонить в полицию?

– А какая от них польза? За шестнадцать лет они так и не нашли меня. Что они могут сейчас?

Она злится, и я чувствую облегчение: уж лучше злость, чем притворство и бред о нормальной жизни. По крайней мере, честно.

– Они найдут твоего похитителя и не позволят ему это повторить.

Она качает головой:

– Я просто хочу, чтобы всё стало как раньше. Не хочу заново переживать то, что произошло. Просто хочу быть… нормальной. – Она встречается со мной взглядом. – Как ты.

Я чувствую укол вины из-за того, что не могу вернуться в прошлое и поменяться с ней местами. Не могу отдать ей все украденные годы. Но я отказываюсь быть такой же бесполезной, как в ту ночь.

– Оливия, если мы вызовем полицию, он никогда больше не причинит тебе вреда. Мы…

– Нет, – стальным голосом возражает она. – Я сказала: нет.

Я делаю глубокий вдох, набираясь терпения:

– Что с тобой случилось? Кто он?

Она сглатывает комок в горле, снова отводит глаза и ежится, словно прячется в его рубашке:

– Не хочу о нем говорить.

Повисает напряженное молчание. Через несколько месяцев после исчезновения Оливии полиция выдвинула версию побега. Что мужчина в маске и парень в автобусе – один и тот же человек. Что они с Оливией встречались. Он старше ее. Они влюбились друг в друга, и она уехала с ним. Поэтому никто, даже Флоренс, ничего не знал о Парне В Автобусе. Полицейские утверждали, что похищение инсценировано ради меня. Я не верила в это ни секунды. Как и все, кто знал Оливию.

Наша семья любила ее, и Оливия не бросила бы нас ради неизвестно кого. Но теперь, видя ее нежелание привлекать полицейских, я задумываюсь: может, они были правы.

– Это тот самый парень?

Она вскидывает голову:

– Какой парень?

– Парень В Автобусе. Который подарил тебе дневник.

Она хмурится.

– Дневник? – напираю я. – Зеленый с золотой пчелкой. Он исчез той ночью вместе с тобой.