Проблемы начались уже на собеседовании.
– И как вы себе это представляете, молодой человек? – раздраженно вздохнула пожилая дама с седыми букольками а-ля «мисс Марпл», рассматривая документы Котельникова. – Я вижу ваш аттестат, диплом о среднем музыкальном образовании, ваши награды, но также вижу и медицинскую справку. Вы же – инвалид I-ой группы!
– Да. И что? – сглотнул слюну Иван. – Это не помешало мне закончить специализированную музыкальную школу и стать победителем многих музыкальных конкурсов…
– Как что?! – перебила его женщина. – Помимо вокала, студенты этого факультета изучают основы хореографии, сценическое движение, актерское мастерство… Как прикажете обучать вас всему этому? Вы же ходите с палочкой! Вы же не видите преподавателя! Вы даже писать нормально не можете!
– Я всему научусь – я очень способный.
Если бы Ваня был зрячим, он бы увидел, как из выцветших от времени глаз преподавательницы начинают сыпаться искры и вибрировать ее ноздри. Как седые букольки, разделенные прямым, как гринвичский меридиан, пробором, медленно поднимаются вверх, принимая форму боевого ирокеза.
– Наши выпускники идут служить в оперные театры! – перешла дама на фальцет. – Мы готовим профессиональных певцов не только для России, но и для работы за рубежом! А вы, юноша… Да вы расшибетесь о первую встреченную вами декорацию! Отдавите ноги своим партнерам по сцене! Упадете в оркестровую яму, в конце концов!
«Ну, все! – закружились в голове Ивана вертолетики. – Приплыли тапочки к обрыву! Странно, что этой ночью мне не приснилась песня „Майдан“. А ведь должна была… А, может, еще не все потеряно?»
Он вдруг вспомнил слова своего интернатского воспитателя, незрячего Сергея Сергеевича Жучкова: «Никто и никогда не примет слепого в свой круг с распростертыми объятьями. Вначале будет отвержение и отчуждение. Этот период надо выдержать. Только после того, как ты докажешь окружающим свою состоятельность, у тебя появится шанс на другое отношение». Вспомнил и мгновенно успокоился. Паника и отчаяние покинули Ивана. На их место пришла уверенность в своих силах и своей удаче.
– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста! – спокойно и доброжелательно обратился он к собеседнице.
– Евгения Венедиктовна Лобанова-Белозерская, – проскрипела та недовольно после некоторой паузы. Не ожидала она такой настырности от этого слепца. – Заслуженный работник культуры, проректор по концертной деятельности.
– Евгения Венедиктовна, я обязательно поступлю в консерваторию в этом году или в следующем и обязательно стану известным на всю страну вокалистом. Клянусь вам! И у меня обязательно будут брать интервью разные СМИ. Как отечественные, так и зарубежные. Они станут интересоваться, какие преграды мне довелось преодолеть на пути к моей славе. Не хотите же вы, чтобы я им ответил, что первой моей преградой к получению академического образования стала проректор по концертной деятельности, Заслуженный работник культуры Евгения Венедиктовна Лобанова-Белозерская!
Наступила тишина. Какое-то время проректор молчала, собираясь с мыслями. Этот абитуриент раздражал ее несказанно, но попасть в историю в озвученном парнем контексте ей совсем не хотелось. «А вдруг он и впрямь гениальный вокалист? – подумала женщина. – Пусть его завалит на экзамене кто-нибудь другой, ведь все в приемной комиссии получили от ректора инструкции по поводу инвалидов-тотальников».
Как ни странно, но два следующих тура Котельников прошел успешно. Остался самый главный – прослушивание, за который он почти не волновался, но, придя на экзамен по вокалу, вдруг выяснил, что его нет в списках. Нет и все! И никто не знает – почему.