– Тише, сын, сдержанней… не распаляй ты меня. Я и без того… вы у нас поедите? Мы бы вам покормили.

– Поедим, – сказал Евтеев. – Чем угостите?

– Деревенским примитивом, – ответил фермер. – Однако занятную компанию за столом я вам обещаю.


НЕ СМУЩАЯСЬ удивленных гостей, Рашид и Махмуд неудержимо освобождают свои тарелки от наваленной в них гречневой каши с жилистым мясом; Евтеев разрезает мясо ножом, Борис никак не может прожевать кусок, засунутый в его рот полностью, Марина Саюшкина ест мясо без ножа и без проблем.

Фермер Катков, обходя с кувшином вокруг стола, подливает всем молока.

– Добротный еда, качественный, – сказал Рашид, – сготовлен чудесно, животу только радоваться, за стеной такой холод, а мы сидим, кушаем, все вообще в тепле, никому плохой слово не говорим, гостю улыбаемся, девушке улыбаемся…

– Девушка нам известный, – сказал Махмуд. – С ее папа она к приходил, а без папа не был. Где твой папа?

– Он потерялся? – спросил Рашид.

– Как твой мама? – спросил Махмуд у Бориса.

– Да ешь ты, – процедил Борис. – Не напрашивайся.

– Я не прошу, не напрашиваюсь, – сказал Махмуд. – Зимой делов маловато, но, когда не зима, мы трудимся без передыха. На русском есть фраза… от зари до зари. Фермер спуску нам не давать, и мы спину не разгибать, ленивый нас не назвать! Кто не надрываться, тех фермер у себя не терпеть. До нас ты сколько с матом прогнать?

– Шестерых, – ответил фермер. – Нанимал по двое и три раза не угадывал. Те еще были трутни.

– По шестнадцать часов в день не выдерживали? – осведомился Евтеев.

– Двадцать четыре минус шестнадцать получается восемь, – сказал фермер. – Для сна больше и не надо.

– Да, – кивнул Евтеев.

– Все подсчитано, – промолвил фермер.

– Организация производства у вас на высоте, – сказал Евтеев.

– А как иначе, – сказал фермер. – Научная основа заложена.


– Мы учебу не знаем, – сказал Рашид, – и спорить с тобой нам нечем, но умный люди не стал бы тебе советовать, чтобы человек, как мы, подыхал бы у тебя на ферме из-за того, что ты хочешь деньги, и в убыток ты не собираешься – выжимаешь из нас до последний. Для себя мы не оставлять и чуть-чуть – все для тебя, для тебя мы на пашне, снова для тебя мы с рогатыми: не чертями, с коровами, черти же нас не лягают, а они целятся в нас – как копытом, так и в нас… мы же…

В комнату заходит неказистый мужчина с глубоко посаженными глазами и припорошенной снегом козлиной бородкой – Алексей Кириллович Саюшкин.

Отца Марины здесь не ждали.

– А где представитель государства? – спросил Саюшкин.

– Ты бы, Алексей Кириллович, сначала поздоровался, – сказал фермер.

– Успеется. Так, где он?

– Я вместо него, – сказал Евтеев.

– В каком смысле ты? – не понял Саюшкин. – Его, что, сняли? Когда?

– О том, что он уволен и посажен, я не говорил, но вы волнуетесь за него не зря. У вас была назначена с ним встреча? В доме фермера?

– Он, Алексей Кириллович, к тебе обращается, – сказал фермер. – Ты бы сейчас взял и все пояснил, поскольку меня напрягает, что в какие-то темные дела косвенно втянут и я, для сомнительной встречи свою площадь якобы выделивший. Позволения у меня не спросили.

– И у меня не спросили, – сказал Борис.

– Спокойно, Боря, спокойно, – промолвил фермер. – Не мешайся. Ситуация сложная, нервы, как струны. Разговор следует вести обтекаемо. Официальным тоном. Алексей Кириллович!

– Я слушаю, – сказал Саюшкин.

– С чего тебе взбрело присутствие представителя государства в моем доме предполагать?

– Я увидел его вездеход и решил, что он здесь, – ответил Саюшкин. – Привет, дочка.

– Салют, – пробормотала Марина.


АЛЕКСЕЙ Кириллович Саюшкин и его дочь Марина сидят на кровати в комнате Бориса; между ними ощущается напряжение и взаимная отстраненность – друг на друга они не глядят, но сфокусированы всеми чувствами друг на друге; стоящий перед ними Александр Евтеев им не интересен.