Не могу тебя простить Анна Светлова

– Уважаемые пассажиры, мы приземляемся в аэропорту города Сочи. Местное время – четырнадцать часов тридцать минут. Температура воздуха за бортом – двадцать шесть градусов тепла…

Голос стюардессы звучал приглушённо, словно доносился сквозь толщу воды. Я вцепилась в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Самолёт коснулся взлётной полосы, и волна обжигающего жара окатила меня с головы до ног.

Восемь лет. Восемь долгих лет я не дышала этим воздухом. Притворялась, что у меня нет прошлого.

Сердце колотилось где-то в горле, а ладони покрылись испариной. И дело было вовсе не в июньской жаре, заливавшей ослепительным светом лётное поле за иллюминатором.

Я с трудом сглотнула комок в горле. Неужели я действительно вернулась?

– С вами всё в порядке? – участливо спросила соседка, пожилая женщина с добрыми лучиками морщин вокруг глаз.

– Да, просто… не люблю приземляться, – соврала я, выдавив улыбку.

Не люблю возвращаться туда, откуда сбежала с разбитым сердцем.

В зале выдачи багажа я механически выполняла привычные действия: следила за движением ленты транспортёра, выискивая свой чемодан, проверяла бирку. Делала всё что угодно, лишь бы оттянуть неизбежное – встречу с прошлым за дверями аэропорта.

Наконец, сжимая ручку чемодана, я замерла у выхода из терминала. Один шаг – и придётся встретиться с прошлым лицом к лицу.

Глубокий вдох. Ещё один. Я справлюсь. Я больше не та наивная девчонка.

Автоматические двери разъехались в стороны с тихим шипением. Горячий воздух обжёг лицо, принося с собой запахи, от которых в груди болезненно защемило. Морская соль. Цветущие липы. Раскалённый асфальт. И что-то неуловимо родное, пронзительно знакомое, чему я не могла дать названия.

Запахи юности. Запахи дома.

Я зажмурилась на мгновение, позволяя воспоминаниям накрыть меня с головой. Его смех. Его руки на моей талии. Его губы, шепчущие о любви.

Ложь. Горькая, безжалостная ложь.

– Юля! Юленька!

Мамин голос выдернул меня из омута памяти. Она стояла у ограждения, энергично размахивая руками, словно боялась, что я её не замечу в толпе встречающих. Рядом переминался с ноги на ногу отец – как всегда сдержанный, но улыбающийся уголками губ. Сердце подпрыгнуло от волнения, и я поспешила к ним, чувствуя, как предательски щиплет в глазах.

– Наконец-то! – Мама обняла меня так крепко, что стало трудно дышать. От неё пахло теплом домашней выпечки и любимыми с детства духами – всё тот же уютный аромат, навсегда впечатанный в память.

– Совсем взрослая стала. И такая красивая!

Она отстранилась, разглядывая меня с жадностью, будто пыталась впитать каждую чёрточку моего лица, каждое изменение, прошедшее за годы разлуки.

– Ну, здравствуй, дочка, – отец неловко обнял нас обеих, его колючие усы мазнули по щеке. – С возвращением.

В его голосе слышалась такая неприкрытая радость, что к горлу снова подкатил комок.

– Я ненадолго, – зачем-то напомнила я, хотя никто не спрашивал. – Только на время проекта.

Зачем я это сказала? Чтобы успокоить их или убедить саму себя?

– Конечно – конечно, – закивала мама.

Отец подхватил мой чемодан.

– Машина на стоянке. Пойдёмте, пока не растаяли на этом пекле.

Дорога из аэропорта в город казалась мучительно знакомой. Каждый поворот, каждый указатель, каждое дерево вдоль трассы – всё кричало о прошлом. Я смотрела в окно отцовской «Тойоты» (когда он успел сменить старенькую «Ладу»?) и чувствовала, как внутри нарастает необъяснимая тревога.

А что, если я встречу его? Что, если он женат? Что, если у него дети? Что я тогда почувствую? Разочарование? Боль?

– О чём задумалась? – мама повернулась с переднего сиденья, её глаза внимательно изучали моё лицо.

– О том, как всё изменилось, – соврала я, кивнув в сторону нового торгового центра.

– Да уж, города не узнать, – отозвался отец, умело маневрируя в плотном потоке машин. – Набережную всю перекопали, представляешь? Говорят, к следующему сезону будет как конфетка. Твой проект, значит?

– Не совсем мой, – я поправила солнцезащитные очки, пряча взгляд. – Я буду курировать реконструкцию от архитектурного бюро. Основная концепция уже утверждена.

– Мы с отцом гордимся тобой, – мама улыбнулась так тепло, что у меня защемило сердце. – В столице тебя, наверное, на руках носят? Такая молодая, а уже такие серьёзные проекты!

Я слабо улыбнулась в ответ. Если бы она знала, каких трудов мне стоило добиться признания в чужом городе. Сколько бессонных ночей я провела над чертежами, сколько горьких слёз выплакала в подушку от усталости и одиночества. Сколько раз просыпалась в холодном поту от снов, в которых он снова и снова предавал меня.

Машина въехала в город, и моё сердце пропустило удар. Родные улицы, знакомые перекрёстки, старые домики – всё казалось таким же и одновременно другим. Яркие вывески, свежая краска на фасадах, незнакомые кафе на месте тех, что я помнила.

– Смотри, твоя школа! – воскликнула мама, указывая в окно.

Я невольно повернула голову. Здание школы, где я провела одиннадцать лет жизни, выглядело обновлённым, но всё таким же внушительным. А напротив – тот самый сквер… сквер наших первых робких прикосновений, украденных поцелуев. Там он клялся в вечной любви, нашёптывая, что никогда меня не отпустит. И я, глупая, верила каждому его слову.

Резко отвернувшись, я до боли прикусила губу.

– Красивая стала, – заметил отец, внимательно глядя на меня в зеркало заднего вида.

– Школа? – переспросила я, безуспешно пытаясь унять дрожь в кончиках пальцев.

– Ты, дочка… Время летит. Повзрослела. Расцвела.

Я лишь промолчала, разглядывая собственные руки. В свои двадцать восемь я и вправду выглядела иначе, чем та наивная двадцатилетняя девочка, что сбежала отсюда с кровоточащей раной в груди. Длинные, ухоженные волосы, безупречно сидящий костюм вместо выцветших джинсов и растянутых футболок, уверенный взгляд вместо мечтательного… Только глаза остались прежними – серо-зелёные, как море в преддверии шторма.

Глаза, которые он когда-то называл своим личным океаном.

Когда машина плавно свернула на приморский бульвар, я больше не могла сдерживаться.

– Пап, пожалуйста, останови на минутку.

– Конечно, – отозвался он, послушно прижимаясь к обочине и бросая на меня испытующий, понимающий взгляд.

Не дожидаясь вопросов, я почти выпрыгнула из машины. Мне необходимо было это увидеть. Немедленно.

Быстрым шагом пересекая бульвар, я замерла у парапета. Передо мной расстилалось море – бескрайнее, ослепительно сверкающее в лучах полуденного солнца, такое же, как в моих снах все эти годы. Ленивые волны сонно накатывали на берег, с тихим шелестом разбиваясь о прибрежные камни. Вдали, словно белые птицы, парили паруса яхт, а над самой водой, пронзая тишину, кружили чайки, оглашая округу своими криками.

Я жадно вдохнула солёный воздух, закрыла глаза и позволила себе на мгновение вернуться в прошлое. Вот мы стоим с ним здесь, у этого самого парапета. Его рука крепко обнимает мою талию, а горячее дыхание нежно ласкает висок. «Я всегда буду любить тебя, Юль…»

Ложь. Всё было ложью.

Я резко открыла глаза, прогоняя наваждение. Нет, я не для этого вернулась. Я здесь ради карьеры, ради проекта, который может вывести меня на международный уровень. Всё остальное – в прошлом.

– Юля! – окликнула мама, в голосе слышалось трепетное беспокойство. – Ты в порядке?

Я обернулась, натягивая на лицо улыбку, которую отрабатывала годами на деловых встречах и презентациях.

– Да, – солнце ослепляло, и я прищурилась. – Просто… соскучилась по морю.

Через полчаса мы подъехали к родительскому дому – двухэтажному особняку на тихой улочке недалеко от центра. Отец настоял, чтобы я жила у них, хотя компания предлагала снять апартаменты с видом на набережную.

– Дома и стены помогают, – изрёк он, внося мои чемоданы в прохладную прихожую.

Спорить не хотелось. Может быть, он прав. Может, чтобы двигаться дальше, мне нужно примириться с прошлым.

Моя комната осталась почти такой же, какой я её оставила восемь лет назад. Те же обои с едва различимым цветочным узором, та же кровать, прильнувшая к окну, тот же письменный стол, где рождались мои первые архитектурные проекты. Лишь книжные полки зияли пустотой – все учебники и альбомы давно перекочевали в московскую квартиру.

– Я ничего не трогала, – прошептала мама, застыв в дверном проёме. – Только пыль смахивала.

Я благодарно улыбнулась, опускаясь на край кровати. Странное гнетущее чувство будто время замерло здесь в томительном ожидании моего возвращения. Матрас прогнулся под моим весом, издавая тот же знакомый скрипучий вздох. На тумбочке всё ещё стояла фотография: я в выпускном платье, счастливая и беззаботная, с букетом роз. Тогда весь мир лежал у моих ног.

– Отдохни с дороги, а я приготовлю ужин, – мама ласково коснулась моего плеча и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Оставшись наедине с собой, я медленно обвела взглядом комнату. На стене висела карта мира, где я когда-то отмечала места, которые мечтала посетить. Барселона была обведена красным кружком. Тогда учёба в одной из лучших архитектурных школ Европы казалась дерзкой, почти несбыточной мечтой. А теперь…

Теперь я дипломированный специалист, живу в Москве, строю карьеру. Достигла всего, чего хотела. Так почему же меня не покидает ощущение, что все эти годы я бежала не к чему-то, а от чего-то?