Змей слегка приоткрыл плоский клюв, обнажив зубы, как хищник.
«Знаешь ли, я и не мог помыслить, насколько ты ещё слаб и таишь невнятную обиду. Бесспорно, как всегда, ты прав, Энкилотей. Не стоило звать тебя. Напрасная трата времени. Предлагаю закончить. Сегодня хотелось бы выспаться».
«О да, ещё как удастся выспаться, у тебя же сотни тел-суррогатов, – и слова Змея горящими углями взметнулись вверх, ярко вспыхнув алым пламенем насмешки. – Выбрал облик-то аса, а мне решил дать этот, с хвостом. Кончай притворяться! Ты сохранил мою учётку с данными воспоминаний в облаке, потому что всегда знал, что я тебе ещё пригожусь, прямо как сказочный зверёк! Однако без меня ты ничто».
«Тем не менее, без тебя я смог даровать тысячи жизней. Почти всему вокруг нас».
«И отнял тоже немало, друг! Лишь вспомни о сожжённом мире братьев моих меньших, автохтонов. И из своей тюрьмы, находящейся внутри вершины Рыбьей головы, я уже давно вижу только скалы, существовавшие на этой проклятой планете с самого её рождения. Держишь меня здесь, как цепного пса. Связываешься только когда нужен совет. А сам в это время занимаешься садоводством в удовольствие и созерцаешь происходящее, будто это какая-то игра, а ты её распорядитель. Возможно, Балем прав: мы с тобой как супруги со стажем».
«Отнюдь, и если сопоставлять с игрой, то я, пожалуй, такой же игрок, ведь пожертвовал кровью».
– Своей же! – не сдержавшись, громко выпалил Змей уже отвечая ему в реальности. – Вижу, да… это больно, так говорить. Но, – он улыбнулся глазами и принялся растягивать слова: – существует последний шанс, зависящий от одного…
– На всё моя воля! – внезапно закричал Дар Ветер. – Не в твоих силах помешать должному произойти. Твоя память хранит лишь обрывки прошлого, а будущее осталось почти забыто. Отныне никому не дозволено войти в «Светлое пламя», даже химерам…
Змей разинул клюв шире:
– Кроме его. И значит, он может повлиять на судьбу Зенона и всего человечества. Путь будет нелегок. Все его отвергнут. Я помню. Его это очень ранит. А нужно просто принять себя. Каким есть. Никого не искать. Смириться, что остался один.
Губы Дар Ветра задрожали, и белые волосы взлетели над плечами, подхваченные резким вихрем. Его трепет передался Змею, и тот, с горящими глазами, плавно изрёк:
– Ясно. Смеешь упрекать в том, что я до сих пор не простил. При этом сам продолжаешь не принимать себя. Поэтому всё происходит одинаково, раз за разом… Точно кусаешь свой же хвост!
Дар Ветер выдохнул. Выпрямился, стряхнув груз нахлынувших чувств. И улыбнулся. Искренне, безмятежно.
– Сначала я мечтал быть с тобой всегда, тая наивную надежду, что наконец отыскал равного. Затем, подобно глупой испуганной твари, намеревался сбежать, скрыться, изничтожить твой образ из памяти. Но теперь, – он прикрыл глаза и засмеялся, – мне всё равно. Ради этого ты здесь на самом деле – мы связаны судьбой, нитью в Коле, и это факт, от которого не уйти. Смотри на меня, – Дар Ветер слегка приподнял раскрытую ладонь, и голова нага дёрнулась, – смотри прямо в глаза. Следи за мной, пытайся уязвить любым способом – всё в твоей власти, я позволяю. А в моей – наблюдать за тщетными попытками и лицезреть твоё осознание бессилия. Не это ли, осознай, воодушевляет? И ты не вправе ни распознать, ни повлиять на него в Коле. Будь уверен, я приложил все усилия ради этого…
Змей нахмурился, стараясь отвести взгляд, но невидимая хватка Дар Ветра удерживала лицо. Тогда исподлобья он бросил тяжелый взгляд на друга и еле слышно прошептал:
– И всё-таки… Как ты там… Любишь повторять: «Знаешь ли»… А я вот знаю! И мне этого достаточно – просто знать, где твой так называемый сын.