Лазарев ощутимо дергается всем телом, но секундой позже, сохраняя хладнокровие и не отводя лица – взбесившимся зверям всегда смотрят прямо в глаза, – твердо отвечает:

– Ты все еще мой друг.

– Я всегда им и был. – Трикстер поглощает остатки человеческого света в непроницаемо закрытых от чужого вероломного проникновения в душу глазах Александра. – Жизнь имеет всех, кто выбирает оставаться человеком. Ты знаешь это лучше всех. Правда, Лазарев?

Всю ночь Андрей не может заснуть, то задыхаясь под шелковыми одеялами, похожими на толщу воды, которая невыносимо давит на его готовую вот-вот разорваться голову, то стуча челюстью от промозглого холода, ветром сквозящего между рёбрами. Исчезновение юных особ Петербурга почему-то невыносимо тревожит его давно застывшую кровь, и он, устав от битвы льда и огня на коже, садится в кровати и достает из заброшенной книги фотографию. Внимательно смотрит на нее, устало улыбается и мягко целует со стыдливой усталой улыбкой:

– Спи спокойно, Рита.

За секунду перед тем, как провалиться в сон, его мозг пронзает болезненно абсурдная фраза: «Я рад, что ты умерла не так, как они».

Уходи,

Бог с тобой.

Что ведет тебя вперед —

То принесет назад домой.

The Retuses – Уходи

Серебристая поверхность зеркала отражает сероватый цвет лица Адамова, будто рябь ручья – хвастливую молодую красоту Нарцисса. Александр проводит пятерней по кудрявой темной шевелюре, равнодушно отмечая, что, кажется, он не мыл голову уже несколько дней, и оправляет плащ, облитый терпкими облаками дорогого парфюма.

Единственное, что волнует его в текущем состоянии, – это тот факт, что он может понести серьезные убытки из-за своего неприглядного внешнего вида. Изнеженные роскошью и сервисом высшего класса звезды не потерпят даже самого одаренного и креативного в мире фотографа, если от него будет за версту нести. В последний раз бросив взгляд на свое отражение, Александр входит в затемненную студию, где его уже давно ждут.

– Александр, – голос стоящей перед ним режет ухо своим явным недовольством. – Надеюсь, вы опаздываете на съемки на целый час ко всем важным клиентам без исключения?

Адамов, как истинный психолог, игнорируя раздосадованный тон клиентки, умиротворенно распаковывает оборудование и расставляет световые приборы.

– Дорогая… – он украдкой косится на экран смартфона со списком ближайших съемок: даже прекрасно осознавая, кто перед ним, он совершенно не помнит ее имени. – …Анна! – В ход идет уже много раз испытанное оружие: соблазнительная улыбка. – Извините меня за мою вопиющую непунктуальность. Знаете ли, бывают такие дни, когда все идет не так, как планировалось. Этот день явно решил стать одним из них. Но! – он уверенно поднимает указательный палец, кивая в подтверждение своих слов. – Я более чем на сто процентов уверен, что ваша фотосессия станет лучшей во всем моем портфолио.

Профессиональное приспособленчество мастерски обучило его произносить эту фразу на каждой съемке. Лесть всегда входит в первичный пакет услуг любого успешного в своем деле бизнесмена.

Он с облегчением выдыхает, понимая, что запах вчерашней ночи, провалившейся в пропасть забвения вслед за всеми остальными за последние несколько месяцев ночами, либо чувствуется исключительно им самим, либо не так резок и удушлив, как ему казалось. По крайней мере, Анна не выразила на своем миловидном лице так присущей всем богатым уродливой гримасы брезгливости.

Александр нажимает на кнопку включения камеры и неожиданно даже для самого себя превращается в Сашу, неприметного юного жителя соответствующего своему названию города Тихополя с вечным фотоаппаратом везде, куда его только можно было взять. Он с ностальгической улыбкой вспоминает, как наспех кидал в старый потертый рюкзачок, увешанный значками с какой-то давно забытой им рок-группой, свою любимую мыльницу и отправлялся с ней на увлекательные поиски совершенных кадров в несовершенном мире. И ему было, в принципе, вполне достаточно того, что его белоснежная мальчишеская душа, не запятнанная никакими сальными пятнами, кроме толстых кип журналов Playboy, найденных в отцовском гараже, трепетно и сладко сжималась при виде фотографий, отражающих мир таким, каким его видел только он. Он не нуждался в признании, не был зависим от денег, не задыхался пряным дымом похоти, не включал в список ежедневных дел долгожданных свиданий с горючим и веществами. Ему был необходим только чистый раствор искусства, щедро даривший шансы хоть одним глазком взглянуть на реальность через призму самого себя.