– Именно так, – подтвердил Уолсон. – Мало того, я ещё и соучредитель этой организации.

Гретхен уселась за стол и на секунду замолчала, соображая, что сказать.

– Вы, я вижу, удивлены, – прервал паузу Уолсон. – Наверно, представляли себе защитника животных как-то иначе?

– Ну да… – смутившись, ответила Гретхен.

– Дело в том, что наша организация делает ставку не на громкие пиар-акции, а на судебные процессы, – пояснил Майкл Уолсон. – Юристы Free animals успешно судятся с компаниями, работающими в пищевой промышленности, подают иски против правительственных структур, властей штатов и даже против федерального правительства.

Гретхен такое объяснение не особо понравилось, ибо в её представлении настоящая борьба на благо человечества должна ужасать и шокировать общественность яркими и провокационными акциями, а не сводиться к скучным судебным заседаниям.

Видя, что собеседница явно разочарована, зоозащитник тут же себя поправил:

– Но и публичными протестами мы не пренебрегаем. Вы же наверняка знаете об атаке на Калифорнийский университет, в котором ежегодно гибнут тысячи подопытных животных?

– Да, я слышала что-то такое…

– Ну уж о том, как в штате Оклахома наши активисты с помощью пожарной машины залили искусственной кровью площадь перед мясоперерабатывающим заводом, вы уж точно в курсе?

– Наверняка это было эффектно, – довольно кисло похвалила Гретхен представителя американской организации. – Правда, мы – то есть я и мои единомышленники – считаем, что для благополучия нашей планеты более важно сохранение растительности, поскольку именно растения поглощают львиную долю окиси углерода.

– Ну так и наша организация отнюдь не против сокращения выбросов парниковых газов, – заверил Уолсон.

– Вообще-то метан тоже относится к парниковым газам, и в этом смысле он даже опасней окиси углерода, а основной источник метана – животные.

– Но ведь климатические изменения ведут в том числе к исчезновению многих видов животных и растений?

– Безусловно.

– Ну вот, видите? Я же говорю, что у нас с вами много общего.

– Так что всё-таки по поводу нашей совместной акции? – вернулась к главной заботе Гретхен.

– Идея мне чрезвычайно понравилась, – с энтузиазмом ответил Уолсон. – Только я не совсем понял, что конкретно будет символизировать ваш перформанс.

– Это же очевидно! – оказавшись в своей стихии, стала с жаром объяснять Гретхен. – Только представьте себе: на газоне Трептов-парка ровными рядами стоят открытые гробы. В каждом гробу лежит «покойник» – кто-нибудь из наших. Все одеты в белые саваны, и у каждого на лице противогаз. Они символизируют погибающее человечество, которому стало нечем дышать от выбросов в атмосферу… Конечно, эффектней было бы всё это сделать перед зданием Рейхстага, но там мало места, да и полиция не даст, но в любом случае повышенное внимание к нашей акции обеспечено.

– Даже не знаю, что сказать, – заметил явно впечатлённый Уолсон. – Задумано грандиозно, и уж что-что, а без внимания это действо точно не останется.

– В том-то и дело, что для реализации перформанса много чего нужно сделать: приобрести гробы, пошить саваны, найти противогазы. Плюс всё нужно делать быстро, чтобы нас не успели остановить. Значит, потребуются транспорт, грузчики, ну и много чего ещё по мелочи… – стала объяснять Гретхен.

– Понятно, – прервал её Уолсон. – А какими ресурсами располагает ваша организация?

– Я, к сожалению, не могу сказать, что представляю организацию, – осторожно подбирая слова, попыталась объяснить фрау Гофман. – У нас скорее союз единомышленников, и мы пока не создали какой-то постоянной структуры, но работаем в этом направлении… В общем, денег у нас нет…