Говорила с мамой долго, пока Тёмка не начал хныкать, что хочет на улицу. Попрощавшись с родительницей, я одеваю сына, и мы выходим во двор. Телефон беру с собой и пока качаю ребёнка на качелях, проверяю почту.

Открывая одно сообщение за другим, я закипаю от злости.

Все мои заказы отменены! Заказчикам отправили сообщение, что я больше не смогу работать и заниматься дизайном их помещений по личным обстоятельствам. Не стоит строить догадок, кто это сделал, ясно как белый день – Кирилл решил распоряжаться моей жизнью.

Это уже край дозволенного! Ладно, ты решил побыть с сыном, точнее, соседствовать с ним, потому что ребёнком ты не занимаешься, а прошлая ночь не в счёт. Но какого чёрта ты лезешь в мою жизнь, в мою работу?

У меня язык чешется наорать, возмутиться, обвинить, но мне не с кем оставить Тёмку. С одной стороны, это хорошо, ведь на нервах можно многое сказать, а слов не вернёшь обратно. Но нет, я не успокоюсь! Вот сейчас он, и правда, сломал мне жизнь. Всё испортил, забрал, сделал меня никем. Пленницей его желаний и требований.

Это месть такая? Может, он за этим и приехал – отомстить мне?

Есть пословица одна – про гору и Магомеда. Так вот, гора только что вышла из дома на задний двор. Полными злости глазами я внимательно слежу за каждым его шагом. За тем, как он медленно приближается к нам, попутно разговаривая с кем-то по телефону. Застыв с другой стороны качелей, Кирилл отключает звонок и замечает мой взгляд.

– Ты что творишь? – шиплю на него, сжимая кулаки. – Какого чёрта лезешь в мою работу? Кто тебе дал право распоряжаться моей жизнью?

– Мне стоит жалеть, что я вернул тебе телефон? – спокойным тоном спрашивает, лениво подняв глаза на меня.

– Ты не имеешь никакого права…

– Ошибаешься, – перебивает. – Тобой распоряжаться имею право только я.

10. Глава 10

Алёна

Всегда вела себя, как воспитанная девушка, и старалась соблюдать рамки приличия. Но поток отборного мата, который сейчас так и просится на голову Кирилла, я едва сдерживаю. И за это он должен благодарить сына, потому что только его присутствие лишает Кирилла этого «счастья».

– Кем ты себя возомнил? – спрашиваю, испепеляя его взглядом и стараясь внешне оставаться спокойной.

– Не задавай вопросов, на которые получишь неудовлетворительный ответ, – сухо проговаривает.

– Какой же ты козёл! – выплёвываю ему в лицо. – Ненавижу тебя! Чтобы ты… – замолкаю, потому что то, что вертится на языке, уже выходит за рамки.

– Я смотрю, у тебя язык развязался, – говорит Кирилл и, выпрямившись, встаёт в позу, словно он командир в армии. – Тебе напомнить условия? Напомнить, что шаг влево, и сына больше не увидишь? – лицо у него невозмутимое, чего не скажешь о моём, где, наверное, можно прочитать весь спектр эмоций, которые я сейчас испытываю.

– Меня достали твои угрозы! – шиплю на него, совсем забыв включить голову. – Чего ты от меня ждёшь? Что будешь держать меня в этом доме вечно, решать всё за меня, лишишь нормальной жизни, а я буду покладистой кошкой?

– Именно так и будет, – заявляет с уверенностью, что его версия событий самая правильная.

– Урод! – бросаю я.

– Урод, – повторят Тёмка, отрезвляя нас обоих.

– Молодец, – злобно усмехается Кирилл. – Мать года просто.

– Замолчи! – требовательно шепчу ему. – Не надо внимание акцентировать, так ребёнок быстрее забудет это слово. Но откуда тебе знать? Где ты, а где воспитание детей, – истерически усмехаюсь и по глазам Кирилла вижу, что наконец-то я его задела.

Правда, сейчас становится страшно, но я никак этого не показываю, ну, или так кажется, что я хорошо скрываю свои эмоции.