– Гены твои наружу вырываются, – сухо бросаю, едва посмотрев в его сторону.

– Он ударился? Упал? Что? – словно и не слышал, что я сказала.

– Всего лишь не сделали так, как он захотел, – отвечаю и поднимаюсь на ноги. – Ты ведь отец, вот и объясни ребёнку, что на улице дождь, и на качели пока нельзя, – говорю таким тоном, будто в истерике Артёма виноват Кирилл, и делаю то, чего никогда в жизни не делала – прохожу мимо Авдеева и выхожу из помещения, оставляя своего ребёнка с ним.

Далеко я, конечно же, не ушла, всё же курочка-наседка внутри меня не позволила оставить своё чадо на человека, который понятия не имеет, как себя вести с детьми. Спрятавшись за угол, я, навострив ушки, внимательно слушаю, что там происходит. Пока что из кухни раздаётся только плач моего сына, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вернуться и успокоить ребёнка.

Держи себя в руках, Алёна! Пусть папаша принимает участие, а то только и знает, что приказы раздавать да угрозами сыпать.

– А ну иди сюда, – наконец-то слышу голос Кирилла. – Что за девчачье поведение? – спрашивает, только не знаю кого, вряд ли Тёмка его понимает.

– Качели, – всхлипнув, протяжно проговаривает сын.

– Они никуда не денутся, – отвечает ему Авдеев. Не выдержав, я выглядываю из-за угла и замечаю, что он посадил сына на стол. – На улице идёт дождь, а когда дождь, люди сидят в доме, чтобы не заболеть, – пока он по буквам объясняет, Тёмка слушает его, перестав рыдать.

– Хочу качели, – и опять двадцать пять после небольшой паузы.

– Да что же ты будешь делать, – вздыхает бедный Кирилл.

А чего это он бедный? – мигом проносится в голове. А когда Тёмка болел и почти что не спал ночами, он не был бедным? А когда зубки резались, и ты ходила, словно чучело для отпугивания ворон в огороде? Нечего его жалеть! Вообще, неплохо было бы оставить Авдеева на пару дней с Тёмкой, пусть познает все прелести отцовства.

Нет уж, я не смогу оставить своего ребёнка с ним. Кирилл не моя мама, которая носится с внуком, как с хрустальным яйцом.

– Хочешь, я тебе качели в доме установлю? – заставляет ребёнка перестать рыдать своим вопросом.

Нам только этого не хватало! Качели в доме уже перебор, как и то, что Кирилл пытается купить ребёнка. Отличный ход, просто слов нет. Долго не думая, я выхожу из-за угла.

– Молодец, Авдеев! – восклицаю я. – Отец года, – развожу руками.

– Что? – смотрит на меня, как баран на новые ворота.

– Сегодня качели в доме, завтра зоопарк откроем в твоем кабинете, лишь бы ребёнок не плакал. Так? – ответа, естественно, нет, на его лице непроницаемая маска. – А потом вырастет мажор, который пьяным за рулём будет людей давить, а ты, в силу своей власти, будешь его отмазывать, а там, поглядишь, и в привычку зайдёт, и каждую неделю тебе придётся вытаскивать сына из передряг, но ты будешь пытаться его перевоспитать. А поздно будет, ведь он с детства знает, что папочка всё для него сделает, – слова льются потоком из моего рта, и я сама в лёгком шоке от сказанного.

Но сколько таких особей по городу гуляет?! Дети богатых родителей, которые думают, что им всё дозволено, и нет на них управы. А всё потому, что их с пелёнок целовали в попу и баловали, как могли.

Кирилл стоит неподвижно, и я только сейчас улавливаю злость на его лице, смотрю в полные ненависти глаза, словно я задела что-то сокровенное. Моя смелость мигом испаряется, хочется скрыться с глаз Кирилла долой, но я беру себя в руки и, расправив плечи, перевожу взгляд на ребёнка.

– Значит так, Артём, – обращаюсь к сыну. – На качели мы пойдём, когда на улице будет солнце. А если ты продолжишь плакать без причины, мы на качели не пойдём вообще никогда, – говорю спокойно, попутно вытирая слёзы и сопли. – Ты должен понять, что сейчас нельзя. Хорошо? – рёбёнок неохотно кивает и тянет руки ко мне.