– Кирилл, – раздаётся за спиной голос Карины.

– Мы ещё не закончили, – отвечает этот тиран, смерив меня взглядом с головы до ног, и уходит к своей сестре.

Чёрт! Язык мой – враг мой.

Но как долго можно терпеть заточение и, тем более, вмешательство в мою жизнь? Уж лучше рискнуть и попытаться сбежать из этого дома. Если подделать документы, уехать на другой конец страны и спрятаться в маленькой деревушке, может, Кирилл нас и не найдёт.

Что ты несешь? Кто тебе документы подделывать будет? Или у тебя где-то завалялся номерок какого-то бандита?

Ладно, с документами перебор, а вот сбежать можно попробовать. Охрана уже не такая бдительная, эти каменные морды не стоят на каждом углу дома. Я ведь вела себя правильно и не давала повода сомневаться в своей адекватности и покорности. Вот только надо тщательно продумать, каким образом покинуть стены этого дома. Точнее, как выйти за ворота.

Буду думать, а пока есть возможность связываться с внешним миром, нужно этим пользоваться. Набрав Полинку, я долго с ней разговариваю, слушая её любовные испытания и рассказывая о себе. Мало, где-то неправду, чтобы лишний раз не волновать её, но рассказываю.

Благодаря большим окнам в доме я могу краем глаза наблюдать, как Кирилл разговаривает с сестрой, и, судя по её лицу, Карине не очень-то и нравится то, что говорит её братец. Зная Авдеева, он наверняка учит её, как жить, и я понимаю её негодование. Кому понравится, когда в твою жизнь лезут всякие… козлы. В итоге Карина кивает и, встав на ноги, скрывается с поля моего обзора. А Кирилл, встав в пол-оборота со спрятанными в карманы домашних штанов руками, смотрит на меня многообещающим взглядом. И этот взгляд не сулит мне ничего хорошего.

Возможно, опять перегнула, но я правда устала. Не могу жить в заточении, даже если здесь все условия для комфортной жизни. Вот почему он такой? Обязательно приказывать и угрожать? Мы ведь взрослые люди, умеем разговаривать, договариваться.

Я даже готова жить с ним в одном доме ради Тёмки, но хочется иметь возможность выйти за ворота, продолжить заниматься любимым делом, встречаться с родными, с друзьями. Можно прийти к компромиссу, но нет, он ведь тиран и, видимо, получает удовольствие, когда раздаёт приказы, а люди не могу ему ответить, как им хочется.

За потоком мыслей я не замечаю, что солнце скрылось за облаками, и только когда ветер начинает трепать мои волосы, понимаю, что пора вернуться в дом. Что, собственно, и делаю. Забрав недовольного Артёма, поспешно направляюсь к двери.

– Качели, – хнычет сын, протягивая руки назад.

– Тёмочка, дождь сейчас пойдёт, – говорю ребёнку, но ему нет дела, он уже вовсю рыдает.

И только мы заходим в дом, как на улице начинает лить как из ведра.

– Вот видишь, – обращаюсь к сыну и опускаю его на пол.

Однако, сегодня у нас день истерики, и Тёмка, прилипнув к окну, плачет крокодильими слезами. Не знаю, как у других детей, но у моего, как и у любого взрослого человека, бывают плохие дни. Когда все раздражают, ничего не получается и всё, что хочется – это завернуться в плед и смотреть какую-нибудь сопливую мелодраму. Но дети так не могут, поэтому выражают своё негодование истериками и рыданиями.

– Артём, посмотри на маму, – говорю я, присев на корточки, и разворачиваю его лицом к себе.

– Нет! – топает ножкой и пытается вырваться из моих объятий, словно я чужой человек. – Качели, – через рыдания проговаривает ребёнок.

– Ты хочешь намокнуть и заболеть? Хочешь, чтобы дядя доктор делал тебе уколы? – пытаюсь спокойно говорить.

– Качели, – продолжает свою шарманку,

– Что происходит? – рявкает появившийся Кирилл.