Весь этот инцидент представляет собой пример наступательной паники со скомканным финалом, поскольку цель исчезла. Фоном для всего происходящего выступают напряженность/страх, время от времени переходящие в отрешенность, ясность, проблески паники/удушья; присутствуют и моменты восторга, когда у участников событий что-то получается. Когда в конце страх исчезает, Капуто впадает в неистовство, пытаясь найти хотя бы одну последнюю жертву.
Третий случай, который описывает Капуто, демонстрирует, как далеко могут зайти участники схватки, оказавшись в этой эмоциональной зоне. Солдаты Капуто, прижатые к земле огнем противника, продвигаются через деревню, в которой, как они были уверены, находилась вражеская база:
Шум сражения постоянно присутствовал и сводил с ума – точно так же как колючие изгороди и жар от огня, бушевавшего прямо за нами.
А потом случилось вот что. Взвод прорвало. Это была коллективная детонация эмоций людей, доведенных до предела выносливости. Я утратил контроль над ними и даже над собой. Отчаявшись добраться до холма, мы проскочили по остальной части деревни, вопя как дикари, поджигая соломенные хижины и бросая гранаты в цементные дома, которые было невозможно сжечь. В бешенстве мы продирались сквозь живые изгороди, не чувствуя раны от колючек. Мы вообще ничего не ощущали – ни сами, ни тем более то, что ощущают другие. Мы затыкали уши, чтобы не слышать крики и мольбы жителей деревни. Один пожилой мужчина подбежал ко мне и, схватив меня за рубашку, спросил: «Тай Сао? Тай Сао?» Почему? Почему?
«Убирайся с дороги, черт побери!» – ответил я, отдергивая его руки. Я схватил его за рубашку и сильно потянул его вниз, ощущая, как будто вижу себя в кино. Бо́льшая часть взвода совершенно не понимала, что делает. Один морпех подбежал к хижине, поджег ее, побежал дальше, развернулся, проскочил сквозь огонь и вытащил находившегося внутри ее обитателя, а затем рванул, чтобы поджечь еще одну хижину. Мы пронеслись по деревне, как ветер, и когда мы начали подниматься на холм 52, от Ха На не осталось ничего, кроме длинной полосы тлеющего пепла, обугленных стволов деревьев с обожженными листьями и груд раздробленного бетона. Это было одно из самых уродливых зрелищ, которые я видел во Вьетнаме: мой взвод внезапно распался, превратившись из группы дисциплинированных солдат в толпу поджигателей.
Из этого состояния безумия взвод вышел почти сразу. Наши головы прояснились, как только мы выбрались из деревни на чистый воздух на вершине холма. Эта случившаяся в нас перемена – от дисциплинированных солдат к необузданным дикарям и обратно – была настолько быстрой и глубокой, что заключительная часть сражения напоминала сон. Несмотря на все доказательства обратного, некоторым из нас было трудно поверить в то, что именно мы сотворили все эти разрушения [Caputo 1977: 287–289].
Солдаты вступают в эмоциональный туннель жестокой атаки, а затем в конце выходят из него. В деревне, где они ожидали встретить сопротивление, они обнаруживают не противника, а лишь беспомощных жителей, с которыми жестоко обращаются. Солдаты ощущают оторванность от самих себя – точнее, от собственного когнитивного образа самих себя – и впоследствии рассматривают свое поведение так, как будто это была особая реальность.
Описанное Капуто сожжение деревни напоминает более известный инцидент в общине Сонгми (деревня Май Лай), произошедший 16 марта 1968 года. Это был наиболее напряженный период войны во Вьетнаме, во время Тетского наступления, начавшегося шестью неделями ранее, когда войска Вьетконга и Северного Вьетнама временно захватили семь крупных городов и заставили американскую армию обороняться. Инцидент в Май Лай произошел во время контрнаступления, целью которого было вытеснить противника с захваченных территорий. Рота американских солдат высадилась с вертолета в районе, который давно считался оплотом Вьетконга, ожидая встретить значительное сопротивление. Подразделение, которое первым пошло на штурм, до этого никогда не было в бою, хотя уже понесло потери от мин и растяжек. Как оказалось, сил противника в Май Лай не было. После этого головной взвод впал в ярость, устроив сожжение домов и убив от 300 до 400 мирных вьетнамцев – большинство из них были женщинами и детьми, поскольку мужчины призывного возраста покинули деревню [Summers 1995: 140–141]. Этими убийствами с воодушевлением руководил командир взвода лейтенант Келли. Когда только год спустя резня в Сонгми получила официальное внимание, произошел невероятный публичный скандал.