Эта последовательная смена эмоций в деталях представлена в еще одном случае, который описывает Капуто. Поначалу он полон энтузиазма, возглавляя патруль. Однако его настроение резко меняется, когда трое его подчиненных, идущих впереди, обнаруживают вражеских солдат, не подозревая об их присутствии, в деревне, расположенной сразу за рекой. Теперь Капуто ощущает признаки крайнего возбуждения: «Мое сердце билось, как литавра, в которую колотят в туннеле». Отчасти эта реакция представляет собой подавление ожидания нападения, поскольку он пытается вести себя тихо, чтобы отползти в джунгли и вызвать больше своих людей для атаки. Когда начинается стрельба, Капуто мгновенно припадает к земле. «Ощущения от нахождения под огнем напоминают удушье: воздух внезапно становится смертоносным, как ядовитый газ».
А затем наступает эмоциональное переключение:
Меня охватило сверхъестественное ощущение спокойствия. Мой разум работал с быстротой и ясностью, которые я бы счел удивительными, будь у меня время на размышления… Весь план атаки промелькнул в моей голове за считанные секунды. Одновременно мое тело напряглось, готовясь к рывку. Совершенно независимо от моих мыслей и воли оно сосредоточилось на том, чтобы броситься к стоящим в ряд деревьям. Эта интенсивная концентрация физической энергии была порождена страхом. Я не мог оставаться в рытвине дольше нескольких секунд, поскольку дальше вьетконговцы начнут обстреливать меня как неподвижную мишень в незащищенной позиции. Я должен был двигаться, встретить и преодолеть опасность. Без команды со стороны сознания я устремился в лес и рухнул на тропу, [вызывая подкрепление].
Когда подкрепление прибыло, Капуто испытал восторг. Вся его группа, насчитывающая уже около тридцати бойцов, начинает стрелять и захватывать преимущество перед противником. Теперь Капуто «кричал до хрипоты, направляя огонь взвода. Пребывая в состоянии бешенства, морпехи поливали деревню огнем одним залпом за другим, некоторые нечленораздельно кричали, другие выкрикивали непристойности… Одна пуля щелкнула по земле между нами, мы откатились и снова вернулись на то же место, я истерически смеялся». Когда огонь противника стал затихать, а по рации поступили сообщения о том, что вьетконговцы отступают, Капуто стал искать способы переправить свой взвод через глубокую реку, чтобы добить неприятеля. «Взвод пришел в такое же возбужденное состояние, какое бывает у хищника, увидевшего спину своей убегающей жертвы… Я ощущал, как все бойцы хотят переправиться через реку» [Caputo 1977: 249–253]. Однако оказалось, что сделать это невозможно, и Капуто оказывается сложно выйти из состояния эмоционального подъема: «Я не мог оторваться от кайфа, порождаемого боем. Если не считать нескольких отчаянных выстрелов с обеих сторон, то бой закончился, но я хотел, чтобы он продолжался». После этого лейтенант намеренно появляется на виду у противника, чтобы вызвать огонь на себя, а его бойцы могли обнаружить снайпера: «Я ходил взад-вперед и чувствовал себя неуязвимым, как индеец в своей рубашке-невидимке». Однако это не вызвало никаких ответных действий, и Капуто начинает кричать и беспорядочно стрелять, а когда его солдаты начинают смеяться над ним, он тоже безудержно хохочет. В конце концов он успокаивается [Caputo 1977: 254–255].