Она сидела за самым дальним столиком, и пшеничные ее волосы, подсвеченные сзади, были в точности как нимб. Он обожал на нее смотреть, когда она об этом не знала, особенно же если вокруг были люди. Вне домашних стен что-то менялось в ней, и она становилась почти незнакомкой. В жестах появлялась сдержанность, в лице – новая привлекательность. Налюбовавшись, он прошел к ней, наклонился, чмокнул в щеку:

– Извини, опоздал. Сюда позвонил, а потом… потом замотался совсем. – Он виновато улыбнулся, сел напротив. – Как же я рад тебя видеть.

Эти слова вызвали у нее настоящую улыбку, искреннюю.

– Я тоже рада тебя видеть!

Он взял ее руки в свои, спросил:

– Как прошло? – Хотя еще раньше, по ее поникшим плечам, догадался, что прошло не очень.

– Я провалилась.

– Погоди. Быть не может.

– Может. Пятьдесят восемь баллов всего.

– Все-таки больше половины.

Неубедительно получилось, он сам чувствовал.

– Я пройду, только если последний экзамен хорошо сдам.

– Ты сдашь. Вместе будем готовиться.

– Он назначен на семнадцатое.

Синяя воздушная блузка, туго обтянувшая ее живот. Дитя, притихшее между ними. Срок родов – девятое декабря. Девятое.

– Ну, это мы с самого начала знали – что дату экзамена придется перенести. Ты вроде говорила, позволят письменную часть выполнить дома. Нам просто нужно…

Почти неуловимо изменился ее взгляд: была обреченность – стала жалость, был страх – стало чувство превосходства. «Ах ты, наивный! – как бы говорила она. – Не прикидывайся, что у тебя идеи имеются». Значит, она извращенное удовлетворение находит в ситуации? Ей нравится играть роль взрослой, а он чтобы был этаким несмышленышем? Если и так, не ему ее винить.

– Профессор Грейди согласен просто отпустить меня, – продолжала Мэрилин. – Его жена работает в секретариате. Мне и деньги вернут – вошли в положение.

Еще секунда – и расплачется. Она просто бредила окончанием университета: раз Дэвид высшее получил, значит, и ей надо. И она этого заслуживает, тут не поспоришь. А он… он мысленно выдохнул. Потому что видеть больно было, как она бьется за полночь над заданиями, как паникует перед каждым экзаменом, как проявляется этот страх на физиологическом уровне. И потом – неужели они своего первенца отдадут какой-то няньке или вовсе в заведение по уходу за младенцами? Добро бы ради путных «корочек», а то ведь у нее в дипломе было бы написано «филолог, специальность – английская литература», тьфу. Подленькие мыслишки, он сам это понимал. Вызваны не чем иным, как хронической усталостью.

Официантка возникла у него за плечом, будто привидение. Ишь, улыбается от уха до уха. Что за люди здесь – доброжелательны до того, что кажутся слабоумными. В своем родном районе на северо-западе Чикаго Дэвид никогда себя жителем мегаполиса не чувствовал. А тут, в Айове, в этой дырище, почему-то чувствует.

Он уставился на официантку:

– Простите, что вы сказали?

– Это я с вами по телефону говорила? Беременная блондинка в синей кофте – ваши ведь слова?

Неужели его? Неужели по телефону, чужому человеку, он именно так ее описывал? От стыда в горле пересохло. Это ведь как про собственную ладонь вслух рассказывать. Он смотрел на жену. Какая она? Красивая. Целеустремленная и в то же время бесконечно печальная. А Дэвида хватило только на «беременную блондинку в синей кофте». Слишком шаблонно для студентки филфака.

– Это я и есть, – произнесла Мэрилин.

Он один уловил грусть в ее голосе.

– Вы уже определились? – спросила официантка.

На мгновение он заподозрил, что она каким-то образом прочла мысли их обоих. Но тут Мэрилин вытащила меню, на которое, оказывается, Дэвид локти поставил. Аппетит у него улетучился, зато Мэрилин заказывала не стесняясь: бургер без майонеза, картошка фри плюс салат, двойная порция маринованных огурчиков с укропом.