Он! Ей! Подмигнул! Наверняка еще и зад ее оценивающим взглядом окинул. Вайолет надеялась, что слишком строго он судить не станет.

Ее сразу провели в патио. Эх, надо было свитер захватить. Впрочем, за эту мысль Вайолет себя мысленно пнула: в клушу превращаюсь, а нельзя. Венди устроилась в самом углу – вероятно, чтобы курить, не беспокоя других посетителей. К слову, отсутствовавших. Потому что была чикагская весна, температура воздуха – от силы плюс шестьдесят[3].

Сначала Вайолет увидела затылок. Вроде мужской – точнее, юношеский, если только Венди, находясь в фазе глубокого самокопания, не притащила с занятий по концентрации психической энергии какого-нибудь йога с гибкой сексуальной ориентацией. Вайолет кольнула обида. Ну конечно. Стала бы Венди звать ее на ланч просто так! Нет, предполагались не посиделки для них двоих, а шоу под названием: «Погляди, каких высот я достигла». Лекция о предосудительной дремотной рутине нынешнего существования Вайолет и небывалом духовном росте Венди, который она осуществляет под чутким руководством андрогинной инструкторши по виньяса-йоге, читай – новой компаньонки-подлипалы.

Впрочем, насчет подлипалы она промахнулась.

Позднее, уже в машине, после третьей порции чаевых парковщику, Вайолет вспомнила о своем предчувствии. Распирающая тяжесть в груди, словно там, за солнечным сплетением, кристаллизуется нечто, – вот этот симптом ее постиг, едва Венди озвучила приглашение. И нет, слово «узнавание» тут не годилось. И поэтические красивости тоже – никакой молнии, пронзающей висок, никакого застывания крови в жилах. Да Вайолет его толком и не видела, он ведь сидел к ней спиной – в поле зрения попали, кроме затылка, левое ухо и нос. Однако этого оказалось достаточно. На молекулярном уровне. При рождении Уотта и Эли было иначе: с ними имело место животное узнавание – свой, свой. Этот – значимый сам по себе – вызвал жестокую спазму, и Вайолет от боли едва не скрючило. Получалось, она не визуально его узнала, а телесно, почти повторив процесс родов. И вот несется прочь от ресторана, прочь от сестры, прочь от юнца со спадающими на глаза темными вихрами, которому пятнадцать лет назад подарила жизнь, и прокручивает фразы для бомбардирования Венди – сплошь громкие, киношные: «Как ты посмела так со мной поступить?», «Нет у меня больше сестры!», «Психопатка чертова!», «Как ты посмела, как посмела, как посмела, как…». Хорошо, во всех отношениях хорошо, что Вайолет смылась прежде, чем он повернулся к ней лицом.

Перед благотворительной ярмаркой в фонд детской больницы Роберта Лурье разговор с Майлзом был просто необходим. Венди выплыла на террасу. Платье – «русалочий хвост» (неудачная покупка, опрометчивая, ибо при ходьбе платье так и ползет вверх по бедрам). В одной руке Венди держала бутылку водки «Грей Гус», в другой – сигарету «Парламент». Вторая сигарета ждала ее на столе.

– Что и требовалось доказать, – произнесла Венди. – Вайолет свалила прежде, чем я успела их друг другу представить. – Она прикурила сигарету. – Отпустишь мне этот грех? Сама не понимаю, о чем я только думала? Но дело сделано. А он славный мальчик. Он бы тебе понравился.

Майлз ничего не ответил.

– Прикид на мне идиотский, – продолжала Венди. – Хотя твоя мама, пожалуй, его и одобрила бы. – Венди откинулась на спинку кресла. – Вчера с отцом виделась. Для него выход на пенсию – катастрофа. Вообрази, сообщил мне, что подумывает о новом хобби. Каком – не угадаешь. Наблюдение за птицами. Чтобы отец по столько времени неподвижность сохранял? Немыслимо!

Венди практиковала такие разговоры с самой смерти Майлза. Иногда ей казалось, что Майлзов дух парит где-то совсем рядом, но в большинстве случаев она не чувствовала никаких намеков на его присутствие. Нынешний вечер как раз относился к большинству случаев, и Венди просто курила, обмякнув в кресле.