– Вечер убью в этом паноптикуме, – сказала она после минутного молчания. – Стервятники небось уже слетелись. Надеюсь, обойдется без жертв. Со своей стороны я ничего не обещала. Я никогда не обещаю.

Венди подняла глаза – не проявится ли Майлз каким-нибудь образом? Смотреть в небе было не на что – тучи собирались, звезды пока не проклюнулись. Ни малейших признаков, что Майлз ее слушает. Все-таки Венди направила сигарету вверх, туда, где, по ее представлениям, обретался покойный муж, и выдохнула колечко дыма.

– Ты ведь мной гордишься? Ведь гордишься? – спросила она еще через минуту. – Потому что я реально стараюсь держаться. – Непонятно, как Венди прожила вдовой уже почти два года. Она прикурила вторую сигарету. – Вот бы сейчас тебя поцеловать. Ямка у локтя сгодится.

Это было произнесено практически неслышным шепотом – вдруг соседи держат окна открытыми?

– Впрочем, для меня сохраняется шанс уже сегодня познакомиться с каким-никаким греком – наследником судостроительного бизнеса. А что? Пускай меня малость оберет. Не волнуйся, тут ключевое слово – «малость». Клянусь, бесценный мой. Черт возьми, как же я по тебе тоскую!

Она сделала еще с полдюжины затяжек и мысленно поведала Майлзу обо всех пустяках, которыми нынче занималась. Затем настало время провести ежесигаретный ритуал – напоследок затянуться максимально глубоко и, порциями выпуская дым, повторять «Я тебя люблю», насколько дыхания хватит.

Через считаные часы парень в смокинге накрыл ладонью ее левую грудь. Попытка поместить колено между бедер парня в смокинге привела к тому, что он потерял равновесие, почти сел на столешницу и нарушил цветочную композицию из лилий и калл.

– Осторожней, – шепнула Венди.

– Виноват, – отозвался парень.

Впрочем, какой там парень – юнец. Зовут Карсон. Венди, когда услышала, так и прыснула. Карсон обиделся, и пришлось наврать, что это был нервный смех, и увлечь его за собой, вести длинным холлом сюда, к лилиям.

Потная ладонь почти прилипла к соску. Венди передернуло. Недомужчина поцеловал ее в шею. Она усилила нажим бедра на его мошонку. Пожалуй, все-таки двадцать пять ему есть. Очень уж он уверенно держится.

– Ты свое имя не назвала.

Венди напряглась. Вспомнился Джона – как он сидел напротив нее сегодня в ресторане, какое искреннее недоумение отразилось на его лице и как он смутился, когда одновременно с Венди понял, что Вайолет слиняла. А вдруг и этот парень – незаконнорожденный?

– Тебе лет-то сколько?

Парень отстранился, расплылся в улыбке:

– Двадцать два.

Она выдохнула. Рука скользнула парню в брюки. С эрекцией у него порядок. Как и со всем остальным. Не иначе наследник какого-нибудь ловкача, который чужое ноу-хау стырил. Или продюсерский сынок; или отпрыск корреспондента «Fox News», из тех, в кого автозагар намертво въелся. Будет до седых волос дурака валять, хорошо, если тачкой своей никого не задавит и не свалит с места происшествия. Впрочем, целуется он неплохо.

– А тебе сколько лет?

– Семьдесят восемь, – невозмутимо ответила Венди.

– Ты шутница.

Венди почувствовала раздражение. Спросила, убрав предварительно руку с его боксеров:

– Чем твой отец занимается?

– Что?

– Отец твой, говорю, где работает? Как тебя сюда занесло?

– С чего ты взяла, что я тут в качестве прицепа? – Парень прекратил предварительные ласки, закатил глаза. – Мой отец – инженер. В сфере медицинских технологий и робототехники.

– А.

Утром она списки проверит – внесла эта семейка денежку или нет. Потому что такие как раз и норовят отделаться простой покупкой билета.

– Может, все-таки назовешь свое имя? – сказал парень. Прозвучало чуть враждебнее, чем в первый раз.