– У Венди сейчас… не лучший период, – продолжала Вайолет. – Ты ведь не станешь этого отрицать, мама? Вот я и подумала: если в ее доме появится… подопечный, она… она пересмотрит свои отношения с окружающей действительностью. – Губы Вайолет сложились в прямую линию, строго перпендикулярную носу, – это у нее от Дэвида. – Дети меняют мировоззрение взрослых, не правда ли?

Боже, сколько чопорного самодовольства – и из чьих уст? Не эта ли Вайолет в относительно недалеком прошлом стонала: дескать, отсутствие джинсов из универмага «GAP» тормозит ее социальный прогресс? Не она ли смирно сидела в сумке-кенгуру, пока Мэрилин держала за ручку Венди, делавшую первые шаги? А теперь вытаскивает козырную карту – собственное материнство – и говорит с Мэрилин так, будто они обе присутствуют на родительском собрании.

Дэвид встрял прежде, чем Мэрилин сориентировалась насчет собственных эмоций.

– Разумеется! – воскликнул он.

– Да, но… – начала Мэрилин.

Снова мужнина рука на ее бедре – этакое предупреждение.

– Ты действительно уверена, Вайолет, что ему в данный момент будет лучше именно у Венди? – спросил Дэвид, напрямую, без обиняков, с этой готовностью принять любой ответ, с гарантией, что уважит любое решение.

Мэрилин убить его была готова.

– Ни в чем я не уверена, – вздохнула Вайолет. – Просто Венди сама вызвалась, у него положение аховое, я в отчаянии… Вот и решила: дам Венди шанс. Ну, раз ей кажется, что она справится…

– Стоп. Давайте-ка, девочки, успокоимся. – Продолжил Дэвид вопросом, с которого следовало начать и который из головы Мэрилин вытеснило негодование: – Какой он, наш старший внук?

Сама Мэрилин не сообразила хотя бы спросить, какого цвета у него глаза. Материнская оплошность № 429. Счет она открывала ежегодно первого января. С нуля.

– Мы их упустили, – сказала Мэрилин.

Вайолет уже уехала, они с Дэвидом сидели на заднем крыльце, пили вино и любовались закатом. Лумис носился вокруг дуба – сверху его дразнила белка.

– Вовсе нет…

– Что нам только ни мерещилось, Дэвид. Вроде все кошмары перебрали, все ситуации – кроме этой конкретной.

Он обнял Мэрилин, хотя не чувствовал в себе утешительского потенциала. Память подсунула случай на свадьбе Вайолет, не случай даже – обмолвку Венди. Почти десять лет назад его старшая дочь выдала нечто ну ни с чем не сообразное. Дэвиду бы напрячься, порасспросить Венди – а он на тормозах спустил. Потому что Венди ведь у них непредсказуемая, а тогда еще и пьяна была, и горем убита; с утра словно силилась навести тень на счастье Вайолет-невесты. Двух старших дочерей буквально сковывали нерушимые узы, суть которых оставалась непонятной для Дэвида. ДНК, двойная спираль в железной броне. Должно быть, это потому, что Венди с Вайолет – ирландские близнецы[24]. Связь держится на любви и зависти в равных долях – отсюда и спонтанность поступков относительно друг дружки. В конце концов Дэвид утешился мыслью, что имеет дело с одной из женских тайн, которую ему не разгадать просто в силу половой принадлежности.

– Хоть убей, не понимаю, – продолжала Мэрилин. – Как она могла… В смысле, почему она…

Дэвид тихо радовался: в кои-то веки жена делит с ним вакуум непонимания, в котором обычно он пребывает совсем один.

– По-моему, – начал он, – главное, мальчик в безопасности и здоров физически. Ну, с поправкой на обстоятельства. Что до Вайолет, она справится, так ведь? Она у нас гнется, да не ломается.

– В том-то и беда, – возразила Мэрилин. – Гибкость – это не всегда хорошо.

– Знаешь, я не считаю…

– Боже, у нас есть внук, которого мы никогда не видели.

Прибежал Лумис, будто чтобы напомнить: у них есть еще и лабрадор, которого они видят практически круглосуточно. Мэрилин принялась чесать его за ушами, а Дэвид под брюхом.