Начало. Любовь – это… проявление бессмертного начала в существе смертном. Платон Лана Петровских

© Лана Петровских, 2018


ISBN 978-5-4493-1155-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лана Петровских



По образованию и призванию семейный психолог,

сценарист. Автор серии рассказов о любви:

«Равняется Любовь», «Девичий роман»,

«Любовный детектив», «Часов не наблюдают»,

«Затеряться в любви».


Любовь существует в бесконечности.

Любовь – это свет Солнца, без которого невозможна Жизнь.

Окунитесь в любовный мир приключений, и ваше уставшее сердце отзовется надеждой вновь испытать чувственное дыхание приближающейся любви.


Эта книга именно для вас! Любовь! Что может быть лучше!

Роза ветров

«Ты знаешь, как важно быть первым! Когда адреналин внутри допрыгивает до глотки и криком вырывается наружу… Да! Ты знаешь это кайфовое чувство… потому что, впервые испытав приступ победы, ты вновь и вновь ищешь это ощущение во всём… и во всех – проще всего у тебя это получается с женщинами. Обволакивая их сущность своей харизмой, ты сам погружаешься с головой в сладкое предвкушение легкой победы. Легкой? Да! Потому что уже испытываешь само удовольствие начать игру соблазнения первым… Ты – красавчик, и с годами твой статус только укрепляется. Седина в волосах, спокойный тембр, уверенность, скользящая сквозь все твои движения – и новый мотылек вновь летит к твоему солнцу… Ты думаешь, так будет всегда?

Поверь мне – внезапно и как-то непредсказуемо – твоя игра остановится, закончится навсегда и совершенно не с твоим уходом из этого мира. Ты будешь продолжать жить, обедать в дорогих ресторанах, засыпать в облаках мягкой постели, вполне возможно, что не один… НО… адреналин и вкус победы быть первым – больше никогда не будет в твоей власти.

Не веришь моим предсказаниям? Считаешь, что я твой тайный завистник? Что мне не дает покоя твой успех? Нет… дорогой мой… Мне незачем завидовать… завидовать самому себе…

Если ты читаешь это письмо – значит… моя исповедь, долетевшая в этом конверте, возможно, предостережет тебя сейчас – тогда и моё настоящее, а твоё будущее уцелеет от щемящего страшного чувства «ни-ког-да больше»…


Он шёл ночной тишиной, тихонько насвистывая привязчивый фокстрот.

Покинув ретро-клуб, в этот раз он возвращался один. Апартаменты в красивом доме в исторической части города ждали его в блеске светящихся окон второго этажа. Он, уходя, всегда оставлял свет в спальне, о́кна которой смотрели на улицу. Создавалось ощущение живого пространства, хотя он предпочитал одиночество, но ему нравился этот теплый свет воображаемого очага.

Привычным жестом скинув пиджак на стул-вешалку, неспешно поставил ботинки из экзотической кожи в угол, слегка пошатнувшись от выпитого количества под шансон и блюзы симпатичной шатенки, он вновь засвистел приятную мелодию. Расслабленному от музыки, ему не хотелось очаровывать исполнительницу милых песенок… не сегодня…

В крохотные паузы, когда музыка не навязывала слова, в которые он погружался, в голове мгновенно возникало странное утреннее ощущение пустоты… будто перед ним медленно закрывалась огромная чугунная дверь, отрезая пространство выбора – он не успевал проскочить в светлый промежуток, оставаясь в темном непонятном недоумении. Он уже не мог вспомнить – это было утренним сном или внезапным видением, но неприятный шепоток пробежал внутри, проявляясь сквозь кожу на висках прохладным неприятным по́том. Лечь в кровать было единственным желанием.


Утром он улетал в командировку в знакомый Потсдам. Милый уютный городок встретил моросящим дождем. В этот раз его поселили в районе бывшего закрытого города (отдельный район Потсдама), где раньше жили работники НКВД с женами, детьми, прислугой – эшелон далекой советской власти. Когорта стоящих у власти должностных лиц разных уровней проживала в этих симпатичных домиках долгие годы.

Он почувствовал несвойственное ему волнение, осматривая предоставленный дом. Спустившись в подвал, он дал волю воображению. Будто призраки чужой семьи шебуршались в дальнем углу. Он поёжился. Голова, как слоеный пирог – вечернее перепитье, утренний самолет, моросящий дождь, закрытый город с его воспоминаниями – неприятно! Он вышел на лужайку перед коттеджем.

Вечером он отказался от предложенной экскурсии к дворцу Прусского короля, его мало интересовала эпоха позднего барокко. Направив свои шаги в сторону центра города, он завис в местной пивнушке с милым названием «Бавария». Официанточка в национальном костюме в расшитой белой рубашке и черном сарафанчике, шнурованном на уровне высокой груди, привлекала внимание.

Он выстраивал вереницу бокалов на столе, запрещая уносить пустые – это была некая игра – посчитать количество выпитого. Потом он раскладывал подставки-кружочки, когда навязчивый менеджер всё же унес опустошённую посуду. Для ровного счета сил не хватило. Он бросил затею счетоводства и, расплатившись, вышел под лунный моросящий дождь.

Третий день командировки подходил к концу. Утром свежий и бодрый он появлялся в офисе, вечером – уставший от выпитого пива и подсчитанных кружочков-подставок, он плюхался в такси. Но каждый раз накатывало странное чувство тоски, не утопая в алкоголе, оно преследовало до утра, пока его мозг не проваливался в короткий сон под трели непуганых соловьев.

Ожидая головную боль, он не встречал ее на рассвете, наоборот, свежесть мыслей и бодрость сил. Непонятная метаморфоза.

Обычно его командировочные вечера заканчивались с хорошенькой немкой, которая определенно хотела выучить пару слов по-русски. Но в этот раз – ему хотелось одиночества как никогда.

«Старею, что ли» – подумал он, усмехнувшись своим мыслям. Сорок шесть – вполне нормальный возраст. Он поигрывал в теннис, подолгу плавал, любил пешие прогулки на расстояния, в общем, подолгу мог делать всё, как всегда.

Дождь, пропадая на несколько часов, возвращался вновь. Последний вечер. Мягкий свет фонарей куда-то манил. Захотелось прокатиться далеко-далеко. Взяв на прокат обычный транспорт для следящих за своим здоровьем немцев, он с удовольствием крутил педали. Представилась симпатичная расстроенная мордашка официантки, которая привыкла к нему за три вечера, он по ее движениям и взглядам уже знал, что в следующий его визит они уйдут вместе, но именно сегодня душа требовала простора.

В начале мая Потсдам уже погружен в зеленое великолепие. Сочные листья, цветущая сирень, цветы, названия которых он не запоминал, зная только общепринятые для букетов.

В голове радостно вспомнилась песенка кота Леопольда – «Пусть, пусть дорога вдаль бежит, Грусть пусть на сердце не лежит, Мне все на свете по плечу, И с песней этой качу по свету, Качу, качу куда хочу…»

Внезапно, проворонив выбившийся булыжник из мостовой, он соскочил с велосипедной дорожки, ударившись о бордюр. Колесо развернуло в сторону и, не снижая скорости, он свалился на проезжую часть…

Ни машин, ни людей. Чертыхаясь и постанывая от разбитого колена и рук, он дотащил себя и велосипед до близко стоящей остановки.

Удивило наличие сухого места на мокрой лавочке, будто кто-то только что сидел на ней и в миг испарился. Он осторожно присел, щурясь от боли.

«Покатался, герой… Лучше бы с Хильдой развлекался. Кстати, с немецкого ее имя переводиться, как „сражённая“. Сраженная наповал моим обаянием», – он чуть слышно рассмеялся своим мыслям.

Шорох в темноте огромного дерева, свисающего на край остановки, остановил его смешок.

– Кто здесь?! – громко по-немецки произнес он.

Из-за ветвей показалась женская фигурка в вечернем платье до колен.

«Видимо, я спугнул эту птичку со скамейки».

– Guten Abent – миролюбиво произнес он.

– Я не говорю по-немецки…

– Нормально… Привет… ты и по-русски говоришь с акцентом. Не бойся, я сам, видишь, раненный… Ты откуда здесь под дождем?

Она вышла к остановке на свет.

«Ей около тридцати, хотя можно принять за подростка, если снять платье и убрать странную пирамидку из волос… Снять платье! – да это в твоем репертуаре, но похоже она еще более в дурацкой ситуации, чем ты» – рулил внутренний голос.

…Он согласился с ней, что немецкие мужчины – странный народ, при всей природной аккуратности, они могут внезапно стать абсолютно негалантными. Пригласив ее на вечер, немец напился, как shcwein, и ей пришлось сбежать из домика и незнакомого места, телефон разрядился, а номера, которые мы помним всегда, впитав их с молоком матери, начинаются с нуля – 01, 02, 03 и так далее. Хотя сейчас общая служба 112, но это не тот номер, по которому сейчас окажут помощь. Он предложил себя в качестве спасателя.

Обработав раны снаружи, он выпил виски, обработав организм изнутри. А́нника пить отказалась, согреваясь в его шоколадном пледе. Разобрав свою странную прическу, она стала похожа на девочку, испуганную девочку, не спускающую глаз с его движений.

– Да, расслабься ты, мне точно не до тебя… Завтра улетаю в Москву, а видок будто бандитов брал, как Шарапов. Знаешь такого киногероя? Или ты после союза родилась? – он зондировал почву по привычке.

– Я знаю Шарапова, знаю фильм… извините, а можно чаю… – её акцент мелодично плыл по комнате.

А́нника из Эстонии приехала к подруге на праздники познакомиться с ее женихом-немцем. Помолвка удалась, только провожатый оказался не джентльменом.

– Мне 34 года, я всё знаю про советский союз… Мама – русская…