Тропический вечер, накрывший побережье Белиза, был невыносимо тихий. Эта тишина не принадлежала природе – она принадлежала людям, которые знали, что завтра может не наступить. Она пропитывала стены, сквозила в взглядах, сжимала воздух до такой плотности, что казалось, можно задохнуться.

Карла стояла у окна. Сквозь пыльное стекло она видела, как капли дождя стекают по железной крыше. Они падали не просто так – будто по памяти. Как и она. Как и он.

Ларош сидел в углу, перебирая данные на планшете. Щелкали файлы, открывались схемы, фотографии, видео – но всё это было лишь мозаикой, которой не хватало центра.

– Этот проект "Орфео", – проговорил он, не поднимая глаз. – Он… исчез с радаров восемь лет назад. Архивы не просто зачищены – сожжены. Остались только коды, и всё это завязано на именах. Шифры построены на латинизации фамилий.

– И что? – Карла не обернулась. Её дыхание стало чуть громче. – У кого-то из нас совпало?

Ларош долго молчал. Потом, словно нехотя, выдохнул:

– У тебя.

Она медленно развернулась. Взгляд – как удар плетью. Ни страха, ни удивления. Только холодное принятие.

– Зачем они вшивали моё имя в мёртвые алгоритмы?

– Потому что ты – выжившая из базы «Сан-Кристобаль». Единственная. Ты – ключ к восстановлению проекта. И, возможно… его провал тоже связан с тобой.

Карла рассмеялась. Тихо. Без радости.

– Провалы часто тянутся за теми, кто слишком рано начал жить по чужим правилам.

Ларош поднял глаза. Что-то в его лице дрогнуло.

– Я не сдам тебя, Карла. Но я хочу знать – ты и Диего… он был частью «Орфео»?

– Он был тем, кто хотел меня вытащить. Или уничтожить. До сих пор не знаю.

Лиа в это время стояла в ванной. Её пальцы дрожали, когда она прикасалась к зеркалу. Лицо, которое смотрело на неё в отражении, было слишком знакомым. И не только по последним дням.

Она вспоминала детство. Фрагменты, рваные, как кадры старой плёнки: женщина в зеленом платье, мальчик с тёмными глазами, белый мишка с оторванной лапой. И – девочка. Со странно-знакомыми чертами лица. Со взглядом, будто ворующим воздух.

– Карла, – прошептала она. И зеркало дрогнуло, как от порыва ветра.

Карла вышла на балкон. Воздух пах солью и грозой. Вдалеке сверкнула вспышка – не молния, выстрел. Отчетливый, сдержанный. Кто-то метил точно.

– В укрытие, – скомандовала она.

Но уже было поздно. Первый удар пришёлся по старой стене. Камни посыпались, воздух наполнился пылью и яростью. Трое нападавших – тени в чёрном, без знаков. Стреляли точно, не на поражение – на выемку.

Карла развернулась, бросив Лие взгляд:

– Если они возьмут нас живыми, это не допрос. Это разборка на клеточном уровне.

– Значит, нас нельзя брать.

Карла улыбнулась. Первая настоящая улыбка за всё это время. Она увидела в Лие – себя. Ту, которой не дали детство. Ту, которая когда-то тоже стояла на балконе под огнём.

Бой был быстрым. Блиц в стиле старых школ. Без криков. Только дыхание. Только металл. И пули.

В самом конце, когда казалось, всё затихло, один из нападавших, умирая, прошептал:

– Орфео… никогда не умирает. Он… поёт.

Карла опустилась рядом, подняла его запястье. Татуировка. Шифр. Но не военный. Личный. Что-то из прошлого, что она не могла расшифровать. Но кто-то мог.

– Диего, – выдохнула она.

Поздно ночью она написала письмо. Настоящее. Бумажное. Почерк твердый, как и она. Письмо было без даты, без адреса. Но в нем было имя. Только одно.

“Ты спасал меня, когда я ещё не знала, что нужно быть спасенной.

Теперь пришло моё время спасти тебя.

Если ещё не поздно.

Карла.”

Она сожгла письмо – потому что знала: он и так его прочитает. Он всегда умел читать между выстрелами. На дыхании последнего.