Самый розовый венок.
Гнутся яблонь коромысла
Над привядшею травой,
Вместе с яблоками мысли
Упадут на шар земной,
Не сердиты, не угрюмы,
Ни о ком и не в сердцах,
Нету места чёрным думам
В золотистых цветниках.
Луч попался в паутину
И на тысячу разбит,
Греют губы, плечи, спину
Солнца маленьких орбит.
Белой, ситцевой косынкой
Заслонюсь, как от огня,
Это время паутинкой
Замахнулось на меня.
За краем ойкумены
Свершает ночь чернильный свой транзит
По капле, внутривенно и подкожно,
Ты варишь кофе просто, чтоб варить,
Сама, как ночь, темна и безнадёжна.
Часы, соседи, кошки… Все молчат,
Как будто ты за краем ойкумены,
Не слышен даже яблок аромат,
Ещё вчера кричаще-карамельный.
Рассыпал дождь на сорок сороков
Сырой горох, лениво и неслышно,
Потом уснул во мраке чердаков
И снова тишина, опасный хищник,
Безмолвно затаилась у стены,
В пределах одиночества больного,
Её дурные прихоти ясны, —
Ни шёпота, ни топота, ни слова.
Молчат сиротства бешеные псы,
Часы стоят и ты стоишь, немая,
И варишь кофе, словно яд гюрзы,
Себе привычно дозу отмеряя.
На память
Время растрескалось как смола,
Всё, что случается, не исправить,
Вас безупречная забрала,
Может, возьмёте меня на память?
Вы, бессребреный мой герой,
Вы, кого время ещё не ранит,
Третьей, четвёртой, шестой, любой,
Просто возьмите меня на память.
Книжкой с убогим моим стишком,
Цветом от липы страничек между,
Слоником пыльным, воды глотком,
Прядкой волос (я её отрежу!).
С этим отросшим моим каре,
В круглых очках, как у польской пани,
Мошку, увязшую в янтаре,
Просто возьмите меня на память.
Снег выпал
Снег выпал! Светло, чисто,
Вымыто, прибрано и застелено.
Вроде не улица, а светлица,
А снег падает… медленно,
Будто вяжут его на спицах,
Да так нежно и сахаристо,
Что домой принести в тряпице
И чаю бы с ним напиться!
Бело и сладко! И даже если
Это продлится ужасно мало,
День проживу. Я уже воскресла,
А вчера – умирала.
Не надо следов, не топчи даром.
Что я? Здесь и ангел ещё не был.
Хотя, это он в зипуне старом
Бездомному псу подаёт хлеба?
Чёрные метки
Знать бы…
(А может как раз и не надо?)
Кто ты, на лоб наносящий кресты,
Кто ты, на боль выбирающий чадо,
Злы твои помыслы или чисты?
Нету под небом навечно бессмертных
Роскоши губ и весёлости глаз,
Но на ликующем завтра рассвете
Тени не бросит который из нас?
Дань собираешь жестоко и споро.
Где и кого ты теперь заберёшь?
Чёрные метки на старых заборах
Вкрадчиво ставит предательский дождь.
Считалочка
На снег отпечаток ног,
Как будто мой поцелуй,
Несмело, неслышно лёг,
Пожалуйста, не ревнуй…
Твой свет осмелевших глаз
Лучом с голубых небес
Упал на меня сейчас,
Как солнечный арабеск.
О, сладкий калейдоскоп!
Я медленно в нём верчусь
Стекляшкой оттенков, чувств,
Разбиться скорее чтоб…
Своего не назвав имени
Раскалённые веки стужа и ширя,
(Да какая разница, по кому),
Скорбь, отнятая у всего мира,
Воет в одном дому.
Бабой воет. Простой, нехитрой,
Кличет, бедная, горло рвёт,
По сердцу чёркает ржавой бритвой,
Вроде завтра же – ей черёд.
Хитрость же в том,
И всея шутка,
Что у горя каждого есть резон, —
Кричать долго, сколь хочешь жутко,
Можно всякому о своём.
От чужих вопросов – да чёрный платок,
Не замай, не надо, не подходи,
Дай выплакаться чуток, пусть легчает в груди,
Самого зачатья оплакать не премини,
Своего не назвав имени.
Слова – ножи
Эти огромные раны ещё свежи,
Не потому ли, что каждый поэт – солдат?
Хочешь писать стихи, а слова – ножи,
Режут карманы, в которых они лежат.
Хочешь писать стихи, а слова – стекло.
Острое, бьётся и руки вскрывает в кровь,
Ищешь слова – цветы, а они, назло,
Крючья злодеев, шипы вековых тернов.
Ищешь слова – любовь, а они – стрихнин,
В яд обмакнул перо? В цианид, в синил?