– Считая практику в институте, десять лет. А вы?

– Всю жизнь.

– Да ладно!

– С самого рождения. – Повторила Лика. – Море роднее мне, чем тёплая кровать дома.

– А где вы живёте?

– Мы отплыли из одного города, мистер Ийних. Это ли вас интересует?

– Пожалуй, нет. Кто вас ждёт на том берегу? Как они относятся к вашему увлечению? У меня, например, не было ситуации, в которой родители бы препятствовали моему желанию быть капитаном…

Лика ощутила, как сердце кольнуло от воспоминаний. Филипп. Его непринятие, приведшее к расставанию. Мама. Эрнест. Их поддержка, неумело скрывающая обращённые к ней тоскливые взгляды. Папа. Единственный человек, который был готов своими руками затащить её на корабль и отправить во взрослый, настоящий рейс. Научить любить море. Впрочем, она сама связала с ним своё сердце.

– Думаю, мы затронули слишком личную тему. Нам пора. – Лика встала и, кивком головы поблагодарив глухого кока, направилась на выход. – Спасибо за ужин, мистер Ийних. – Сказала она, едва повернув голову. – Желаю вам удачи на вашем пути.

– Я что-то не то сказал? – обеспокоенно спросил Лабель, вскакивая из-за стола. – Мисс Мельтц, подождите.

Но Лика уже вышла на палубу, объявляя:

– Команда «Зимнего пика», отдаём швартовы!

Ей стало больно и неприятно, и понять, кто виноват в так некстати всколыхнувшихся эмоциях, было сложно. Лабель не лез под кожу, не пытался задеть или вытравить то, что Лика старалась отпустить, но то, как он хотел забраться к ней в душу так, будто они старые друзья, привело её в замешательство, а после – в злость. Ужин был вкусным, а разговор – довольно приятным, но постоянно сводился к семье, дому, памяти отца.

Лика стояла на палубе, а вечерний ветер обвевал её лицо. Команда передала по рации, что уже заканчивает трапезу, и девушка, несмотря на явное желание держать всех вокруг себя в узде, неожиданно для самой себя ответила, что подождёт. «Гринч» действовал на неё странно. Массивное, великолепное судно пробуждало в ней зависть, злость, непринятие, стойкое ощущение несправедливости. И Лабель, такой мягкий и беззлобный, казался чужим на этом корабле. Лика усмехнулась про себя, будучи уверенной, что именно таковым здесь мужчина себя и чувствовал. Не зря уклонился от рассказа. Тоже травмирующие воспоминания. Тоже клетка, выходить из которой он решил, протискиваясь через прутья. До крови и синяков.

За спиной послышался шорох. Лика обернулась, ожидая увидеть кого-то из команды, но палуба была пуста. Взгляд зацепился за ящик, обёрнутый клеёнкой. Ветер слегка колыхнул её, и шорох повторился. Лика выдохнула. Сглотнула, пытаясь унять всё ещё будоражащие её эмоции.

Тошнота накатила внезапно и замерла в районе горла. Девушка ухватилась за перила, молясь про себя, чтобы превосходно приготовленная рыба вперемешку с настойкой не вышла из неё тут же, на палубу чужого корабля. Перед глазами забегали солнечные зайчики, и Лика, осознавая, что море вокруг постепенно расплывается и меркнет, из последних сил сжала в немеющих пальцах рацию.

Стук собственного осевшего без сознания тела Лика уже не помнила. Глаза открылись резко, нос пронзил неприятный запах нашатыря. Девушка закашлялась, постепенно приходя в себя. Над ней тут же склонилось обеспокоенное лицо Алана. Лика завертела головой:

– Всё хорошо. Уходим. – И попыталась встать. Получилось плохо.

– Сидите. Мы сами.

С двух сторон её подхватили сильные руки и помогли подняться. Лика тут же отвернулась, не желая показывать слабость, но тело всё решило за неё, и она, ощущая сильное головокружение, оперлась на плечо Алана.

– Подготовьте стрелы, – раздался голос Лабеля как из вакуума: от обморока заложило уши. – И принесите мой отвар. Живо!