– Ты не понимаешь, Марк. Девушки вроде неё – без корней, без статуса, без защиты. Они опасны. Они могут разрушить всё, чего мы добивались годами. Они хотят красивой жизни за твой счет, чтобы вылезти из своего болота.

– А может, они – единственное настоящее, что есть среди всей этой фальши.

– Ты начинаешь звучать, как твоя глупая мать. И чем это закончилось – ты знаешь.

Марк резко встал. Глаза горели.

– Я не ты. И не буду тобой. Никогда.

Он вышел, захлопнув за собой дверь.

На следующей перемене Алина подошла к шкафчику. Внутри – ничего. Снаружи – приклеено фото. Её, сделанное тайно. С подписями фломастером:

“Деревня пришла. Кто уронит следующую чашу фарфора?”

“Кто с кем спит, чтобы быть в Версале?”

“Место для уборщицы – этажом ниже.”

Она стояла, не шевелясь. Кто-то проходил мимо и смеялся. Кто-то делал фото. Кто-то просто отводил глаза. Кирилл подбежал первым, оторвал фото, выбросил в урну.

– Это Лера. Я знаю. Её почерк.

– Пусть будет. – Алина вытерла ладонью исписанный маркером шкафчик. – Меня не убить дешёвыми трюками.

– Это не игра, Алин. Она пойдет дальше, ты её не знаешь.

Она посмотрела на него. В глазах – огонь.

– Тогда я пойду глубже.

Тем временем Лера наблюдала издалека, в отражении зеркала, в туалете на третьем этаже.

– А ты думала, что можешь войти в мой мир и остаться чистой? – прошептала она. – Увидим, сколько тебе нужно, чтобы сломаться.

Вечером Алина сидела у окна в своей комнате. За окном – снова дождь.

На телефоне – сообщение от Кирилла:

“Если захочешь – просто напиши. Я рядом.»

И – непрочитанное от Марка:

“Ты думаешь, что знаешь меня. Но ты даже не представляешь, что я прячу.”

Она выключила экран.

И впервые – заплакала.

Глава 6

Пятница началась с серого неба. Без дождя, но с той глухой пасмурностью, которая будто впитывается в кожу. Облака висели низко, как будто давили на город – лениво, тягуче, без обещания солнца. Воздух был влажный, прохладный, и даже чай с утра не казался горячим.

На улицах – сдержанный ритм: зонты кто-то нёс на всякий случай, капюшоны – привычно накинуты, лица – уставшие, как будто пятница не конец недели, а её последняя капля.

В лицее свет тускло бился через окна. Всё казалось медленнее обычного: звонки – длиннее, коридоры – тише, даже учителя говорили мягче, будто погода проникла внутрь. Шум голосов гасился стенами, смех звучал в полтона, а запахи – кофе, духов, мокрой одежды – смешивались в одном дыхании.

Урок литературы. Мёртвый воздух. Маяковский. Учительница зачитывает строки, но в классе никто не слушает. Все в ожидании – не учёбы. Скандала.

Марк пришёл позже всех. Молча, без привычной ухмылки. Его взгляд – тёмный, как ночь над Финским заливом. Он сел за парту, уставился в тетрадь. Никто не решался заговорить.

Алина почувствовала: в нём что-то на грани. Как хищник, затаившийся в зарослях.

Учительница вызвала его к доске:

– Марк, разберём, что автор имел в виду?

Он подошёл медленно. Открыл книгу. Прочитал строчку:

«А вы могли бы?..»

– Нет, – сказал он. – Не мог бы. Ни я, ни вы. Ни один человек в этом чёртовом классе.

– Что ты несёшь? – напряглась учительница.

– Мы все живём с масками. Враньё, понты, сторис. И никто не может сказать правду. Никто не может быть собой. Потому что тут, в этом «Версале», это смертельно.

– Марк, – вмешалась Лера, – заткнись. Ты ведёшь себя, как…

– Как кто, Лера? Как тот, кто тебе больше не принадлежит?

Класс затаил дыхание.

Марк резко повернулся к Алине:

– Ты. Ты хоть раз была собой? Или ты тоже просто хорошая актриса?

Алина встала. Спокойно, уверенно.

– Я всегда была собой. Даже когда мне больно. Особенно – когда больно.