— А чего ты так рано?

— У тебя же день рождения сегодня, вот и рано. Держи торт.

— Класс, спасибо. Я чайник поставлю?

— Подожди. Торт быстро съешь и на следующий день о нем не вспомнишь, держи свой подарок, — протягиваю пацану телефон Nokia 3310, самая лучшая модель на сегодняшний день.

Марк берет упаковку, разворачивает и тут же выпучивает глаза.

— Это мобильник?

— Да. Нам так будет проще и спокойнее. Да и мало ли чего случится — ты мне сразу позвонить сможешь.

— А у нас ни у кого в классе нет телефона.

— Ну, значит, будешь первым. Телефоном особо не святи. Мне не жалко, просто люди всякие бывают. Звони по надобности, договорились? Разберешься с инструкцией?

— Да! — восторженно произносит пацан. — Спасибо, мне никто ничего не дарил. Никогда.

Не хочу слышать его историю — я и так ее знаю. С первого дня жизни в доме малютки, ни отца, ни матери. Никого. Черт, не хочу никого жалеть: ни себя, ни его. Достало все.

— Ладно, Марк, давай не грустить, да?

— Ага. Спасибо.

Вроде бы все относительно наладилось, с Марком мы не то чтобы друзья, но и не враги, чему я несказанно рад. Пацан оказался на редкость смышлёным и самостоятельным. В помощницах мы действительно не нуждались. Я по-прежнему почти все время работал, на ссоры у нас просто не было времени. Да и Марк, как оказалось, совсем не конфликтный ребенок, несмотря на то, что всю свою жизнь провел в детдоме. Все было вполне нормально ровно до того момента, как я не обнаружил Марка дома.

Когда приходишь вечером домой, постоянно наблюдая одну и ту же картину в виде смотрящего телевизор ребенка, и тут его не обнаруживаешь на том самом месте, как-то сразу в голову лезут дурные мысли. Огляделся вокруг, но ничего странного не заметил. Стал звонить на мобильный, но абонент недоступен. Бл*дь, да что за жизнь такая. Надеваю обратно куртку и иду на улицу, сам не знаю куда. К ментам — глупо, да и не примут они никакую заяву. Рано еще. Иду, даже не смотрю под ноги, голова не соображает. Не знаю, с чего вдруг туда понесли ноги, но зашел я на детскую площадку прямо напротив наших окон. Какое же испытал облегчение, когда на скамейке увидел Марка — словами не передать. Главное не сорваться, Озеров. Ну, подумаешь, захотел пацан подышать воздухом, с кем не бывает. Подхожу ближе, стараясь не испугать его.

— Марк, что ты здесь делаешь?

— На качелях катался, — шмыгая носом и утирая слезы, произносит Марк.

— Так накатался, что теперь вовсю ревешь?! Что случилось? — убираю руку от лица ребенка. — Ты из-за фингала ревешь?

— Нет.

— А из-за чего? Что вообще случилось, что ты сидишь здесь один в такое время? — молчит.

— Не хотел идти домой, мне страшно.

— Почему? Почему мне не позвонил, а? И трубку не берешь! Я для чего телефон тебе дал, глупый?

— Мне его разбили! Вот почему! Отобрали, потому что ни у кого такого не было, и побили, назвав выскочкой. А я им не хвастался, честно! Я даже не показывал его никому, — и вновь заливается слезами.

— Так, все. Успокаиваемся. Сильно ударили? Что, кроме глаза, болит?

— Ничего не болит, но телефон разбили! Это был мой единственный подарок.

— Да забудь ты про этот телефон, новый купим. Точно ничего не болит?

— Точно.

— Пойдем, — беру Марка за руку и веду домой.

Заходим в квартиру, я тут же снимаю с него верхнюю одежду. Вроде, кроме синяка, под глазом ничего нет. Очередное облегчение всего лишь от отсутствия синяков. Да уж, я, кажется, забыл, что такое быть ребенком.

— А теперь запоминай, Марк. Никогда не лезь в драку первым, но если нападают на тебя — ты бьешь в ответ! Понял?

— Да.

— Еще раз спрашиваю, понял?! Чётко и громко, или как девчонка будешь сопли здесь разводить?