— Наконец-то, Михаил Сергеевич, созрел? Приехал бы на пару дней позже — в дом бы уже не вошел. Ладно, иди сюда, поганец, — прижимает к себе, хлопая по спине.

— Пап, давай послабее хватку, — отец тут же меня отпускает.

— Кать, скорее на стол накрывай, наш сын превратился в хлюпика, нужно ему нарастить жировую массу.

— Да я уже.

 Пропускаю мимо ушей «хлюпика», но отец реально прав: в хреновой я форме. Подхожу к пацану, который и смотреть на меня не хочет. Интересно, он понимает, насколько мне тяжело его принять как родного, да и вообще принять?

— Привет, Марк. Как дела?

— Хорошо.

— Мы через пару дней уезжаем. У нас будет новая квартира, у тебя своя комната, в школу снова пойдешь. Ты как, не против? — отчего-то страшно, по сути, его ответ не важен, все равно будет так, как сказал я, но почему-то подсознательно хочется увидеть в его глазах одобрение.

— Не против.

Вот и хорошо, может, уживемся, того гляди и подружимся. Раз Вера так хотела, точно не брошу.

3. Глава 3

ГЛАВА 3

— Возьми.

Смотрю на пацана, который сует мне конфету.

— Я не люблю конфеты, Марк, тем более шоколадные.

— Как можно не любить конфеты, это же вкусно? Вот у нас в детдоме их никогда не давали, а если и давали, то старшие сразу отбирали.

Разбиваю яйца на сковородку, а сам начинаю вновь злиться. Уже больше месяца твержу себе, что он не виноват, это всего лишь ребенок, но как только вспоминаю, сразу срываюсь. Нет, ни на нем, но это не отменяет того факта, что хочется убить всех и сразу. Понял, что надо что-то делать и купил домой боксерскую грушу. Прихожу вечером в свою комнату и херачу по ней, что есть сил. Вот и сейчас хочется бросить эту яичницу к чертовой матери и помахать кулаками. Но не брошу, в который раз стерплю и накормлю ребенка.

— А ты пленки сверху яиц снимаешь? Я их не люблю — они похожи на сопли. Сними, пожалуйста.

— Не поверишь, я их тоже не люблю, — усмехаюсь сам себе, мы похожи не только внешне.

Снимаю белок с желтков и жду. Нет, не яичницы, а хрен знает чего. Я не знаю, как вести себя с этим пацаном, он мне чужой. Как бы я ни пытался себя уговорить, мне даже трудно с ним разговаривать, да, собственно, и некогда.

— Я тебе совсем не нравлюсь, да? — вот тебе и на, пацан не так уж и глуп.

— Дело не в симпатии, Марк. Просто тяжело это все, знаешь, всему свое время. Прости, но я не могу проводить с тобой так много часов, как это делала Вера, поэтому нам сложно найти точки соприкосновения, понимаешь?

— Понимаю, ты работаешь почти все время, чтобы у нас были деньги. Но если ты так много работаешь, то зачем тогда жить?

— Чтобы хорошо жить, надо сначала эти деньги заработать, а только потом хорошо жить на эти же бумажки, да и пока ты молод, надо делать то, чего уже физически не сможешь в те же пятьдесят.

— Ну пятьдесят — это уже старик.

— Посмотрим, что ты скажешь в пятьдесят. Колбасу вареную будешь?

— Буду.

— Как дела в школе?

— Нормально, — точно не нормально, не стал бы он с запинкой отвечать, но и лезть к нему не хочу, я в психологи не нанимался.

— Ты уверен, что тебе не нужна нянька?

— Уверен. Зачем нам какая-то тетка, я и так себе хлеб с колбасой могу отрезать.

— Проблема в том, Марк, что на одной колбасе далеко не убежишь. Ладно, с едой разберемся. Только давай договоримся: если что-то случится, или в школе обижают – ты мне скажешь, ясно?

— Хорошо. Там скоро яичница?

— Скоро.

***

В кой-то веки выбрался домой пораньше. Пусть не сын, но день рождения надо все-таки отпраздновать. Он, наверное, и тортов за всю свою жизнь никогда не ел. За прошедшие три месяца совместной жизни я понял, что, так или иначе, хочу наладить с ним хоть какие-то отношения, в голове набатом звучало: «Так хотела Вера». По дороге все же купил большой торт и поехал домой. Когда Марк увидел меня на пороге, сразу изменился в лице.