— Миш, только не перебивай, — мой непосредственный начальник садится напротив и, видимо, сейчас начнет отчитывать. Мне не то чтобы стыдно, но неприятно уж точно. — Что ты делал почти месяц, спрашивать не буду, думаю это и так понятно. Не буду ходить вокруг да около: это теперь мой клуб. Хочу, чтобы ты занял мое место, то есть место управляющего. Знаю, ты сейчас скажешь, что тебе это больше не надо и все в этом духе. Но, поверь мне, займешься делом — и времени на то, чтобы жевать сопли, не останется. По себе знаю, будешь занят — пойдет все в гору. Ударишься в самобичевание — помрешь, вопрос только во времени. Знаю, что клуб — это не предел мечтаний, но заработаешь денег, а там и свое дело можно будет открыть. В общем, ты не маленький, сам разберешься. Только время на раздумья я давать тебе не буду, ты все-таки не девчонка. Так что сейчас говори: да или нет.
Раздумывал ли я? Однозначно — нет. Бесило, что вокруг развелось слишком много советчиков, но терять мне точно было нечего.
— Согласен.
— Ну вот и славно. С февраля жду тебя здесь, посвежевшим, похорошевшим и, Миша, пожри уже что-нибудь — одни глаза остались.
— Завтра к родителям поеду, мать откормит, как надо.
— Ну и отлично, я на связи.
***
До отъезда к родителям занялся обустройством комнаты для малого. Сделал липовую справку в школу, осталось только привезти сюда ребенка. Когда подъезжал к родительскому дому было жутко страшно. Вот так позорно и страшно, как будто мне снова пятнадцать, и я пришел позже положенного времени.
Выхожу из машины, закуриваю сигарету и жду непонятно чего. Знаю, что мать не отвернется, да и отец тоже, но все равно не по себе. Последний наш разговор с отцом помню смутно, кажется, он жутко злился, называя меня бог знает кем. Кидаю окурок в снег и открываю калитку. Как будто сто лет здесь не был, хотя всего пару лет прошло. Дом старинный, пора его снести к чертовой матери, вот накоплю денег и построю им нормальный дом, нечего ютиться в этой дыре.
— Мишка! — мама, как всегда, выходит без верхней одежды. Бросает таз с бельем и кидается со слезами мне на шею. — Приехал! Дурачок мой, живой хоть. А худенький какой, Мишенька.
— Ну ты просто обязана меня откормить, — целую маму в щеку. — Пойдем в дом, холодно, а ты без одежды почти.
— Пойдем, конечно, — хватает меня за руку и ведет за собой.
— Мам, а где папа и Марк?
— На рыбалку пошли, дурни. Как ни отговаривала, ни в какую. Скоро должны прийти, а ты так рано. Ночью, что ли, выехал?
— Да, хотел пораньше приехать. Мам, ты прости меня, я вообще мало что помню, но насчет малого был не прав.
— Забудем, Миш. Ты главное не пей больше, водка-то все равно не поможет.
— Не буду, мам. Я за Марком приехал, он и так прилично школу пропустил. Я «двушку» хорошую снял, няньку, может, найму.
— А работу потерял?
— Другую предложили, гораздо круче.
— Ну вот, видишь, все наладится. Я сейчас такой обед нам приготовлю, пальчики оближешь. Ой, Мишка, — и тут мама начинает плакать навзрыд.
— Мам, ты чего?
— Я уже и не надеялась. Отец твой, зараза такая, запрещал мне к тебе ехать, говорил: «Поедешь — разведусь», паршивец такой.
— Ну и правильно говорил, нечего тебе там было делать. Все, мама, прекрати лить слезы.
— Не буду больше. Все, я готовить, а ты съешь пока пирожки, там остались с капустой.
— Хорошо.
Парадокс, дом старый, без удобств, а все равно хорошо тут, уютно, что ли. Не успел толком проглотить выпечку, как в дом вошли отец с Марком. Не знаю, как я себе представлял эту встречу, точно знал, что будет тяжело именно с ребенком. С папой все проще, он строгий, но отходчивый. По глазам вижу — рад.