– Колосок… – не получив ответа, Стефан с опасением в сердце и тревогой на душе, ускоряет шаг, быстро пробираясь через кусты и видя на открывшейся поляне, обросшей мелкими кустарниками, папоротниками и полевыми цветами, Мерелин, державшую стрелу. – Ты меня напугала…

Проходя дальше, выскальзывает из тени леса в солнечное пространство – открытое, просторное, на котором можно лечь и посмотреть на фигуристые облака, размышляя и наслаждаясь атмосферой. Такие места единичны, оттого притягательно манящие и захватывающие. Только на подобных полянах в районе лесных пустошей можно свободно созерцать небо и восхищаться его силой.

– Не делай так больше, хорошо? Не убегай от меня далеко. – Голос слегка встревоженный, с нотками власти, надламывается. Стефан хочет, чтобы Мерелин понимала, что он лишь пытается защитить её и дать понять, что маленькой девочке разгуливать одной в такой местности крайне рискованно. Здесь может быть слишком опасно.

– Хорошо, братик. Пошли снова стрелять, я нашла её, – широко улыбаясь, тыкая наконечником стрелы в сторону Стефана, Мерелин размахивает ею, пробегая мимо него, крича что-то наподобие «кто последний, тот…».


***

Колосок. Стрельба. Брат. Всё одно и то же каждую ночь. Последние их дни вместе, и сейчас, когда всё снова возвращается в сновидениях, Мерелин ощущает свою никчёмность, беспомощность и отвращение к самой себе. Всё из-за неё! Каждая ночь – один из последних дней, проведённых с ним. Это было так давно, но осада от его потери навсегда оставила отпечаток в сердце, выгравировав ножом «виновата». От осознания того, что если бы не её прихоти, желания и капризы, он мог бы быть сейчас рядом, снова успокаивая, поглаживая по плечам и шепча что-то наподобие «Колосок, моя маленькая, глупая, я рядом, всё будет хорошо…», ей становится тошно.

Ничего уже не будет хорошо.

Поджимая губы, сжимая в руках ткань порванной футболки, Мерелин роняет крупные слёзы, криво стекающие по лицу. Ежедневно совесть, являющая себя во снах, позволяющая почувствовать ту беззаботность, каждое утро разбивает её со всей силы о скалы, отрезвляя и давая понять, что реальность достаточно страшна. Страшна настолько, что слабым в ней нет места.

Обнимая себя за плечи, подтягивая ноги к груди, Мерелин, отвернувшись к стене, пытается сдержать эмоции, чтобы они, ушедшие собрать хвороста для огня, вернувшись, не видели её в таком подавленном настроении. Никто из них не знает историй друг друга. Возможно, знать прошлое, ворошить его, сейчас не самое лучшее время: сейчас главное выжить, найти безопасное место и, может быть, удастся узнать о каждом чуть больше того, что уже известно.

Кинув мимолётный взгляд за спину, убедившись, что их ещё нет, Мерелин осторожно приподнимается, вжимаясь в угол, надеясь хоть так согреться. Ей холодно, но не от того, что на улице ударили морозы. Нет, погода прекрасна. Не будь всех этих проблем, она бы с удовольствием вышла на прогулку, наслаждаясь свежим лесным воздухом, прошлась бы до речки, окунувшись в прохладу, и ощутив истинную свободу и уединение с природой, а идеальным завершением стали бы посиделки у костра с родными, друзьями… С теми, кого больше нет…

Всхлипнув, вжимаясь в угол старого сарая, Мерелин пальцем вытирает нос, оставляя на нём стекающие сопли. Склизкие, зеленоватые. Поморщившись, кривя покрасневшее от слёз горечи лицо, Колинс обтирает липкий палец о край футболки, снова обнимая себя за слегка подрагивающие плечи. Ей холодно от собственных снов.

Подняв голову к потолку гниющего здания, Мерелин всё же подмечает про себя, что ночлег нашёлся достаточно быстро и сарай, в который они забрели, просторный, сокрытый в самой глуби леса. В нём мало что есть, он почти пуст, но им достаточно только заночевать, чтобы с рассветом двинуться дальше. Пусть он выглядит непримечательно, в какой-то степени безопасно, оставаться в нём дольше нельзя. Они видели людей, вооружённых, наглых, громких, ранили одного из них и сбежали: те головорезы были достаточно близко к ним и, хоть они прошли приличное расстояние до привала, рисковать лишний раз не стоило.