– Прости, да, – его голос бархатный, спокойный. Он поворачивается к ней, видя совсем рядом горящие синие глаза, глубокие, бездонные. Кажется, в них он утонул. И уже не раз. – Я не подумал, ты умеешь с ним управляться? – собравшись с мыслями, отводя свой тёмный взор от этих бескрайних озёр, кивает на лук, вырывая Мерелин из собственных цепей разума.

– Д-да, – опешив, отогнав все безобразные рисунки из головы, она трясёт головой, кладя руку поверх древка.

– Хорошо, – сглотнув вязкий ком, застрявший в горле, приложив немного усилий, Деймон отворачивается от Колинс, просто смотря на выход.

В голове пустота. Он не думает ни о чём, и это его пугает. Такого ещё не было, это что-то новое, и тепло, медленно разгорающееся по маленьким крупицам, внутри тоже отталкивает, потому что это то, чего он раньше не испытывал, и сейчас, когда все действия должны быть направлены на выживание, а голова – сохранять ясность ума, становится немного страшно. Прикрыв глаза, передёрнув плечами, Фрай не издаёт больше ни звука: почти не дышит, не шевелится. Словно слился со стеной, став её неотъемлемой частью. Возможно, так его никто не заметит, и он перестанет испытывать эти странные ощущения.

Время тянется. Размеренное дыхание слышится над ухом слева, лёгкое шуршание одежды и скребок ногтём по деревянному сырому настилу. Ему кажется, словно он стал отчётливее распознавать звуки, доносящиеся поблизости, в особенности – остро ощущает Мерелин, и всё то, что она делает. Как дышит, как шмыгает носом, водит пальцем по полу, касается лука, любовно поглаживая. Абсолютно всё!

Смотря на выход из сарая, с каждым годом отсыревающего всё сильнее под дождями и солнцем, Фрай старается сфокусироваться, чтобы перестать слышать только её. Он согласен на звон в ушах, тресканье поленьев в костре, болтовню Леона, но не на то, чтобы так рьяно ощущать и чувствовать всё, что делает она!

Вдохнув больше воздуха, затем тяжело выдохнув, Деймон мельком бросает взгляд на Колинс, пытающуюся не смотреть на него. Она изредка дёргает курносым носом, вытирая пальцем стекающие сопли, и старается всячески бросать свой взор куда угодно, но только не на него. Мерелин не боится его. Совсем нет. На самом деле такой человек, как Фрай, внушает ей некое спокойствие и… доверие? Нет, слишком пока громкое слово. Пусть они уже в пути несколько дней и друг друга ещё никак не успели подвести или загнать в ловушку, предав, доверять на максимальном уровне она пока не готова: слишком высок риск и не оправдана затея.

Её пугает совсем не то, что он пришёл, сидит рядом и старается делать вид, что не обращает внимания. Хотя она прекрасно видит периферическим зрением, что он смотрит. Бросает свои нелепые попытки взглянуть на неё и сделать вид, что этого не было. Если бы она только знала, что в чём-то они всё же похожи.

Дёрнув носом, вдохнув исходящий от него запах древесины, свежей травы и отдалённых ноток костра, Мерелин прикрывает глаза, наслаждаясь. Такое душевное сочетание, столь родное: оно позволяет ей окунуться в детство и вспомнить посиделки у прыгающего пламени, когда все родные и близкие люди были рядом, весело что-то обсуждая и споря. Это то время, которое ценилось меньше всего. Правильно, ведь не зря говорят: мы начинаем ценить, когда уже потеряем.

Возможно, тогда Мерелин не отдавала отчёта себе и своим действиям, иногда грубя и делая так, как не следовало бы, но сейчас, следуя зову сердца и инстинкту самосохранения, воспоминания теплящей надеждой будут греть её душу, наставляя на правильный путь. Теперь каждое новое мгновение будет ценным. Осознание всего пришло слишком поздно, но лучше уж так, чем никогда не вырасти из своих старых неверных устоев и навсегда застрять в детстве, где всё решали родители, несмотря ни на что.