На грани вымирания Элис Кэрнил

Пролог

Они были окружены. Вокруг не было ничего, кроме толпы, надвигающейся со всех сторон неистовой волной, от которой было сложно отбиться. Казалось, будто всё происходящее – сон, а они – его герои, коим суждено через некоторое время проснуться, но если бы только это было правдой… они бы давно это сделали, боясь собственной реалии, возрастающей над ними большой лавиной ужаса, боли и страданий.

Им страшно. До безумия невыносимо сдерживать порывы паники, подступающей снежным комом к горлу, но они должны справиться с натиском общего для всего человечества врага, которого сами же и воссоздали в тёмных пещерах своих лабораторий, не заботясь о других, лишь следуя за своими страшными амбициями. Слишком большими для исполнения в жизнь. 

Многие уже пали, не смогли справиться со всем, отрекаясь от своих прав на жизнь, следуя за судьбой, за её порывами и своей беспомощностью.

Им страшно. До безумия больно осознавать свой страх перед этими ужасными и жуткими отребьями, стремящимися к своей единственной добыче, восставшей в средине разрушенной площади. Они представляли собой, казалось, статуи, что выковали, возможно, ранее здесь жившие скульпторы, давно покинувшие эти мёртвые места лишь по двум причинам: смерть и бегство.

Паника больно сковывает тела, не даёт и малейшего шанса на движение, потому что мышцы невыносимо скрутило; пища, употреблённая ранним утром, просится наружу, а раны, полученные во время недавних стычек, и отдышка от продолжительной беготни требуют одного – отдыха и глотка свежей чистой воды, чтобы, наконец, смочить пересохшее горло.

Они не думали, что всё может закончиться так: подвергнуться таким испытаниям было равносильно самоубийству, но им нужно было что-то сделать, потому что сидеть сложа руки являлось слишком мучительной пыткой не только для их тел, но и душ, давно обагрённых кровью тех, кому не следовало рождаться и вовсе на свет, но разве они могут быть ценителями чужих жизней, распоряжаясь ими, как вздумается? Возлагать на себя такую ответственность, такую ношу было самым глупым решением в их жизни. Стараться стать частью легендарной истории, восстать во главе тех, кто хочет мирно сосуществовать, не борясь ежесекундно за свою душу…

Они возложили на свои сердца слишком непосильные хрупким молодым умам состязания; неподготовленные и местами сломленные, вынужденные бояться засыпать каждую ночь, им суждено сейчас стоять окружёнными, не имея возможности на спасение и дальнейшую дорогу, способную привести к благополучному завершению не самой счастливой истории.

Кажется, что Бога, Творца всего сущего, и вовсе нет на этом свете, иначе бы они продолжали вести размеренный образ жизни, не боясь однажды проснуться в самом эпицентре страшных событий, повлёкших за собой лишь страдания, разрушения и смерть.

Сердце каждого из присутствующих сжимается с силой, доставляя некоторые затруднения дыхательным путям, по которым внутрь всего поступает жизненно необходимый кислород, обогащающий питательными элементами клетки ослабших после буйных стычек и бегств организмов, требующих лишь завершения этого кошмара, нависшего над ними грозовой тучей. Мыслить рационально не получается; что-либо придумать во благо спасения кажется невозможным из-за паники и страха, а оглядываться по сторонам в поисках нужного сигнала – боязно. Ведь когда ты смотришь на этих тварей, то внутри моментально скручивается тугой узел не успевшей перевариться пищи.

– Смотри! – он вскрикивает, хватает напарника за плечо и больно встряхивает, заставляя обернуться туда, куда безостановочно указывал. – Неужели… мы спасены? – Он было облегчённо выдыхает, когда Стрелок уводит своё оружие от их места назначения в противоположную сторону, не обращая внимания на товарищей, стоявших в эпицентре неминуемой битвы.

Они кричат ему, зовут, стараясь достучаться, но тот совершенно не обращает ни малейшего внимания, делая ту работу, ради которой жил и просто существовал все эти годы, возлагая на свои плечи непосильное задание другому человеку, но только не ему… Всё человечное сознание давно умерло в нём, оставляя место лишь тем целям и амбициям, ради которых он всё это и устроил.

Стрелок внимательно оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться в собственной безопасности, и направляет дуло снайперской винтовки на долгожданную цель, которая даже не подозревает о своей скорой кончине прямо в самый разгар битвы за путь к спасению человечества, которое осталось на грани вымирания. 

Окружённые врагами, они всё равно пытаются достучаться до своего сослуживца, замолкая лишь тогда, когда на всю округу разносится оглушительный свист летящей пули, пронизывающей насквозь ветряные потоки, встречаясь со своей целью.

Боль моментально пронизывает тело его жертвы многочисленными иголочками, колющими в каждую клетку организма; глаза бедного широко раскрываются, а в области грудной клетки начинает криво расползаться багровое пятно, просвечивая через белую футболку под расстёгнутой ветровкой камуфляжной униформы. Он жадно хватает ртом воздух, цепляясь за скрытую под одеждой рану, ощущая липкую жидкость на ладони. Дыхание сбивается, а тяжелеющее тело опрокидывается, опадая наземь неподъёмным мешком, с тихим звуком ударяясь о травянистую поверхность, проросшую сквозь каменные плиты. Он вскидывает голову кверху, взирая на небо, смотря на размеренно плывущие по тёмному полотну тучи, из-за которых медленно начинало проглядываться солнце. Созерцание неба в последний миг жизни даровало ему некоторое спокойствие, которого совсем скоро будет хватать сполна.

Глава I. Выживает сильнейший

Солнечный луч нагло проникает сквозь небольшую щёлку ставень, слегка освещая тёмное помещение местного дома свободы, отдыха, сладострастия и умиротворения. Мягкая перина койки прогибается под телами, чуть ли не касаясь пола, а дверь, грозящаяся не выдержать натиска непрошеного гостя, жутко скрипит, заставляя юношу устало приоткрыть голубые очи, угрюмо кривя лицо из-за головной боли, в миг пронзившей черепную коробку. Он с большим трудом заставляет себя раскрыть глаза, пересиливая тяжесть век, чтобы понять всё происходящее вокруг.

Поворачивая голову на бок, пред ним предстаёт образ милой дамы, чьи светлые волосы щекотливо забавят мускулистое плечо, а умиротворённое дыхание дарит ощущения спокойствия и теплоты. Парень слабо улыбается, всё ещё пребывая в сладостной истоме после выпитого алкоголя и отличного развлечения, которое смогла подарить ему эта прекрасная леди. Он не обращает внимания на головную боль, на доставший его стук в треклятую дверь, который через несколько мгновений затихает, вовсе прекращаясь. Ему сейчас хорошо, вот так просто лежать, не заботясь о каких-либо хлопотах, отвлекаясь от всей рутины, которая сваливается каждодневно на бедную голову комом проблем, коими он иногда брезгует, отдаваясь своей похоти ради незабываемого удовольствия.

Девушка забавно морщит небольшой носик, сильнее прижимаясь к накаченному телу юноши, обнимая поперёк крепкой груди, не давая и шанса вырваться из своих хрупких объятий. Он усмехается, подтягивая правую ногу, сгибая в колене, пытаясь таким образом унять онемение после долгого сна в одной позе. Подложив руку под голову, принимая более удобное положение, парень взирает небесными глазами на щёлочку, через которую в комнатушку проникает лучик света, морщась от его яркости и отворачивая лицо в сторону: туда, где находится дверь.

Он хмурится, понимая, что уделить внимание стукам было необходимым, а сейчас его даже немного пугает эта тишина, которую тонкими нитями пресекает размеренное дыхание девушки, что-то неразборчиво шепчущей во сне.

– Странно, – срывается с губ тихим шёпотом, прежде чем он ловко перехватывает тонкое запястье, откладывая в противоположную от себя сторону, чтобы отодвинуть небольшую ношу и встать с этой ужасно хлипкой койки.

Противный скрежет разносится эхом по деревянной комнате, когда парнишка приподнимается, опуская босые ноги на пол, прикрывая некоторые места нагой кожи скомканным старым пледом, отвратно прилегающим к телу. Юноша в который раз окидывает взором комнату, стараясь отыскать свои вещи в полумраке, а после – окончательно поднимается, не обращая внимания на струящиеся по длинным ногам концы пледа, коим ему пришлось укрыться нынешней ночью. Очередной новый ясный день, который он проведёт как обычно: подъём, милая встреча с братом, а после какое-нибудь обыденное дело в виде сбора древесины или охоты на дичь для вкусного семейного ужина.

 Где-то за стеной слышатся неприятные возгласы и крики, а затем раздаётся лязг ключей и звон посуды, разлетевшейся в стороны от соприкосновения с препятствием в виде двери.

– Ничего не меняется, – парень усмехается обыденности ситуации, натягивая вслед за нижним бельём штаны светло-коричневого цвета, затягивая потуже кожаный тёмный ремень.

Сонно потирая опухшие от выпитого спиртного глаза, он небольшими шагами преодолевает расстояние до висящего в углу зеркала, поправляя свои тёмно-русые пряди, вихрем расположившиеся на макушке. Взирая на себя, юноша, будто в тумане, в который раз, прикасается подушечками пальцев уродливого шрама, тянущегося через левый глаз: ему тогда очень повезло не потерять своё око, но теперь, прикрывая его, можно лицезреть поверх века середину отвратного ранения, когда-то полученного во время очередной вылазки в лес на охоту.