Благодаря силе воли, девушка продолжает шагать, упрямо держа направление в неизвестность, но не спешит теперь делать перерыв. Если она сейчас позволит эту слабость, то больше не сможет найти в себе сил.

То ли ангел, то ли демон сжалился над своей мученицей, но буквально через несколько минут ей встречается невысокий склон к водоёму.

– Наконец-то, – голос такой тихий и слабый, что Колинс пугается, не узнав в нём себя.

Она тут же пытается придумать, как спуститься вниз с минимальными потерями и без получения новых царапин, как тут же из самых глубин леса раздаётся выстрел, заставляя тело замереть на месте, словно его в одночасье наполнили свинцом. Люди. Именно такой и была первая мысль, пулей пронзившая голову. Неужели поблизости могут оказаться не заражённые? Но огонёк надежды пришлось затушить на корню, не дав распалиться сильнее. Не может в этой глуши блуждать обычный люд. Нет. Просто невозможно. А вот разбойники или душевнобольные, лишившиеся ума и творящие жестокие деяния, вполне могут располагаться где-то рядом. Где, как не в этой местности, они могут выплеснуть весь свой негатив и неважно, кто это будет: простой смертный или заражённые. Они давно потеряли границы дозволенного – у их принципов больше нет ограничений.

Оглядываясь, медля, она вздрагивает, слыша второй выстрел.

Не желая больше оставаться на открытой местности, Мерелин начинает потихоньку двигаться вниз. Теперь она старается ни о чём не думать – да особо и не хочется заполнять голову мрачными мыслями или выдвигать какие-либо предположения касательно недавно раздавшегося выстрела. Опасность грозит со всех сторон, поэтому смысла стоять на месте нет. Нужно просто идти вперёд. Нужно просто идти хоть куда-то.

Спуститься аккуратно не получается и, заскользив по земле, тело кубарем катится вниз. В который раз тихий стон боли срывается с губ, когда швы на руке из-за неосторожного падения расходятся, и в рану начинает попадать пыль вперемешку с грязью. Мучения просто затмевают глаза, напоминают о том, что она всё ещё жива – и девчушка готова волком выть от такого. Как за такой короткий промежуток времени она смогла стать такой плаксой? Почему подобные события что-то ломают в психике? И самое главное, как с этим справляются другие? В чём находят своё успокоение, когда приходит понимание своего одиночества?

– «Ты сможешь!» – Мерелин даёт себе мысленные указания, сжимая в кулаках влажную почву, стискивая зубы и улыбаясь кровавыми устами. – «Смогу и докажу себе, что больше ничего не сможет меня сломать. Никто и никогда. Смогу, потому что должна. Нет, обязана! Да, обязана отомстить врагам: неважно как, но здесь я не останусь. Нет…»

Подняться уже просто не представляется возможным, поэтому до воды приходится добираться ползком. Но как только ладошки, сложенные в подобие лодочки, подносят необходимую жидкость к бледным губам, тело начинает приходить в себя. Несколько капель капают на землю, но ещё несколько раз зачерпнув воды, оказывается вполне достаточным для вымотанного организма, чтобы утолить жажду и избавиться от уже приевшегося привкуса металла.

Теперь внимание привлекает открытая рана, которую желательно чем-то прикрыть и в голову ничего лучше не приходит, чем оторвать рукав от футболки: тот всё равно едва держится, поэтому пусть лучше послужит на пользу. Ткань тут же оказывается в воде, чтобы хоть немного ту отстирать от грязи. Сложив её, хорошенько намочив и поднеся к глубокой царапине, выжимая содержимое на кожу, незамедлительно слышится шипение, а слёзы начинают застилать глаза. Только поплачет она после того, как всё сделает.