Назвать парня уродливым, некрасивым или жутко устрашающим – невозможно. Не смотря на шрам, пересекающий половину лица с левой стороны, он выглядит достаточно привлекательно, а этот небольшой изъян, – по мнению девушек их селения, – добавляет ему только мужественности, которой раньше был слегка обделён: ребёнок-переросток, не взирая на возраст, всё время вёл себя нахально, встревая во всевозможные стычки и не стесняясь лезть за словом в карман – ему это было ни к чему, так как всегда имел нужные фразы в своём неисчерпаемом запасе. Никогда не замолкая и доставая своего лучшего друга извечными разговорами ни о чём, его считали мальцом, не смыслящим ничего в этой жизни, но если бы это было правдой, то он не получил бы тогда эту памятку в виде недостатка на прелестной физиономии.

Глаза цвета океанской синевы, прямой нос без горбинки, чистое лицо, – за исключением шрама, – тонкие губы и хорошо выраженный подбородок со спортивным телосложением только делали его предметом вожделения и желаний многих обольстительниц прекрасного пола, которые рядом с ним были маленькими, хрупкими созданиями ниже на одну или две головы.

Встряхнув головой, отгоняя не самые благоприятные воспоминания из прошлого, он отходит от зеркала, натягивая на отлично сложенное тело белую футболку, попутно потягиваясь и лениво зевая. В последний раз окинув свою спутницу на прошедшую ночь, он касается рукой круглой ручки двери, отворяя её, кривя лицо от неприятного скрежета не смазанных петель.

В коридоре тишина. Ни одного посетителя в это время суток не видать на горизонте, а непрошеный гость, так рьяно стучащий несколькими минутами ранее, будто испарился, оставляя после себя пустоту и лёгкое негодование от того, кем же он на самом деле являлся. Хотя он прекрасно знал, кто решил явиться по его грешную душу.

Стараясь шагать лёгкой поступью, юноша то и дело наступает на прогнившие половицы, издающие пугающие звуки, слыша с разных сторон крики о том, чтобы он немедленно прекратил, иначе беды не миновать, ведь портить полуденный сон – одно из самых глупых и нелепых занятий, после которых должно непременно следовать достойное наказание. Сон в этих краях считается священным изобилием, коего иногда не хватает из-за обыденной рутины и иных хлопот, требующих не малое количество усилий со стороны трудящегося, а этот негодник только и делает, что всем всё портит!

Недовольно фыркнув что-то в ответ, парень тихо проскальзывает за угол, попутно хватая свою обувь и минуя хозяина этого прекрасного заведения, чтобы лишний раз не задевать того своим присутствием и не выслушивать лекции о том, что и как следует делать в столь юном возрасте: работать, работать и ещё раз работать! Всё во благо своей деревни, своей страны и Родины!

– Совершенно ничему тебя ничто не учит, Леон, – из-за угла, около самого входа в дом отдыха и свободы, слышится спокойный, местами умиротворяющий голос, леденящий до глубины души своей стойкостью и сталью, с которой было произнесено это предложение. Особенно – имя.

Парень, выходящий из здания, гулко сглатывает, вмиг цепенея на месте, медленно поворачивая голову на источник звука.

– Чёрт бы тебя побрал, Деймон! Напугал ведь, – Леон выдыхает с облегчением, касаясь ладонью в области груди, наигранно показывая своё напуганное состояние, добавляя соответствующую мимику на лицо: страх с малой долей спокойствия и запуганности от происходящего вокруг. Если бы это и вправду был противник, то он бы просто впал в панику и остолбенел, не зная, что делать.

Закатывая глаза, юноша проводит по своим тёмным, как цвет вороного крыла, волосам, взлохмачивая их и с некой озлобленностью глядя на паршивца, снова влезающего в неприятности, из которых его будет вытаскивать он, – Деймон, его лучший друг, и –  как бы это прискорбно не звучало и в буквальном, и в переносном смысле, – сводный брат. Взирая на Леона мрачными глазами, касается руками прямого, хорошо выраженного подбородка, тяжело выдыхая через небольшие ноздри аккуратного носа и, поджав пухловатые губы, отталкивается от стены.