Деймон ловит себя на мысли, что не слышал ни одного щебетания местной пташки. Все птицы будто сговорились, впав в молчаливую прострацию. Их не слышно, вокруг только вой ревущего ветра и шелест зелёной листвы, медленно прорастающей из свежих почек на ветвях многовековых деревьев.

Стараясь вслушаться в эту безмолвную тишину, юноша хочет верить, что всё происходящее – паранойя, а он – больной, которому требуется срочный постельный режим и чашка горячего напитка с черничным джемом.

– Ты что-нибудь слышишь? – его голос разрезает эту молчаливую дискуссию с природой, стараясь узнать у друга: а всё, что есть сейчас – правда или галлюцинация.

– Я… – Леон замолкает на некоторое время, а после продолжает могильным тембром, пугая Деймона сильнее: – Нет… Я… Я ничего не слышу, – небесные очи в непонимании распахиваются, зрачки начинают расширяться из-за страха, а тело бьёт озноб, ведь ощущать полное безмолвие равносильно психическому помешательству.

– Нужно возвращаться, здесь что-то не так… – парень разворачивается, хватая друга за руку, уводя обратно, прочь из этого места угнетения заблудших душ.

– Д-Деймон… Д-Д.., – он не может выговорить и слова, когда замечает в нескольких ярдах от них странное существо, жадно пожирающее что-то чуть-чуть поменьше. – Это… Это…

– Кролик.

—–

Страх ползучими червями обматывает их скованные от увиденного тела, погружая в некий транс, гипнотическое состояние, заставляющее смотреть только на странное явление, представшее перед глазами. Кажется, время на несколько мгновений замерло, переставая тикать для их жизненных часов; дыхание спёрло от духоты, кружившей в воздухе клубом невидимого пара; солнечные лучи, медленно скрывающиеся за горизонтом, лишь отблёскивают последний раз за этот унылый день, вовсе исчезая, оставляя после себя еле видимый свет на дне разномастных зрачков.

Они видят такое зрелище впервые. Несколько лет назад им пришлось столкнуться с подобным, но то, кажется, ещё не было столь изменённым порождением, но при этом опасность всё равно представляло собой немалую. И сейчас им также до безумия страшно, вдохнуть нормально не получается, а обезображенный зверь даже не обращает на них должного внимания, продолжая свою трапезу… сородичем. 

Это нечто напоминает местами обычного кролика, но явно таковым более не является. Мерзкое создание, которое породили сама тьма, боль и ужас. Оно немного крупнее обыкновенного млекопитающего своего вида: его шерсть местами облезла, позеленела, покрываясь сгустками грязной крови, смешанной с личинами обитающих в этой местности насекомых; жёлтые гноящиеся глаза безумно рыскают по округе, но вовсе не замечают неподвижных наблюдателей каннибальской трапезы; клочки серо-коричневой шерсти при каждом резком движении разлетаются в стороны, будто помечая протоптанную территорию, оставляя гнусный источаемый запах плесени и затхлости; пожелтевшие клыки с противным звуком вгрызаются в плоть недавно умершей жертвы, а мелкий хвост мило подрагивает, не подавая виду на свой ужасный внешний облик.

Скрывшееся за горизонтом солнце позволяет новому небесному светилу занять своё место. Луна, прокравшаяся незаметно, подобно вору, пытавшему украсть кошель на улице, бледно-белым светом прокладывает дорожки меж широколиственных деревьев, укрывая в тени нежелательных гостей этой неприятной ситуации. Леон дрожит, сильно стискивает в руках талию Деймона, прижимаясь к его спине, стараясь даже не взирать на представшую пред ними картину, чтобы лишний раз не травмировать себя и своё психическое состояние.

– Нужно уходить, – Деймон переходит на шёпот, еле шевеля губами, но он слышит. Он слышит, что необходимо сваливать, но не может заставить себя отпустить такое тёплое, крепкое и родное тело сводного брата, сильнее вжимаясь в него и сдерживая подступившие к уголкам голубых глаз серебристые слёзы. – Леон, прошу… – Фрай аккуратно проводит кончиками пальцев по гусиной коже обвивших талию рук, пытаясь успокоить и придать больше уверенности, давая понять, что шанс есть и им нужно воспользоваться, даже если это будет означать их конец.