Мишель и Райан сидели на пледе под большим клёном, с которого время от времени падали жёлтые семена-«вертолётики». Райан устроился полулёжа, положив голову на колени Мишель. Она поглаживала его волосы, лениво поглядывая на бегущих по дорожке людей.

– Хочешь, расскажу странную вещь? – спросила она, потягивая через трубочку холодный зелёный чай.

– Только если это не о том, как ты в детстве ела мыло, – прищурился Райан.

– Нет. Хотя… – она рассмеялась. – Просто иногда я представляю, что все вокруг – как будто персонажи моего будущего комикса. Вот, смотри: этот мужчина в шляпе – шпион, только что передал важные сведения тому ребёнку на самокате.

– А старушка с багетом?

– Она глава подпольного клуба пекарей. Её хлеб заколдован. Съешь – и на полчаса забудешь, что у тебя кредиты.

Райан фыркнул, закрыл глаза.

– У тебя всё в мире – чуть-чуть магия.

– Или чуть-чуть безумие.

– Но именно поэтому я тебя и люблю.

Они замолчали. Где-то рядом пели птицы, и Мишель почувствовала, как это спокойствие вплетается в неё, словно уютное одеяло. Райан вдруг приподнялся, посмотрел на неё серьёзно.

– Когда-нибудь ты всё же закончишь тот воздушный шар?

– Когда пойму, что эта девочка должна чувствовать. Не хочу лгать. Если она будет улыбаться – это должно быть искренне.

– Думаю, она уже улыбается. Просто тебе нужно это увидеть.

В ответ Мишель мягко поцеловала его в висок.

– А ты, когда перестанешь бояться снимать людей?

– Когда пойму, что они не кусаются, – усмехнулся он. – Хотя некоторые баристы на это способны.

Они посмеялись и снова погрузились в молчание, наслаждаясь моментом, как будто время действительно замедлилось.

Пока солнце поднималось всё выше, Мишель раскинула руки и легла на спину, глядя в небо. Сквозь листву клёна пробивались тонкие лучи, и каждый из них казался ей отдельной кисточкой, которой кто-то там наверху дорисовывал облака.

– Эй, художница, – Райан вдруг ткнул её локтем, – у тебя муравей на щеке.

– Пускай идёт, может, я его вдохновляю, – пробормотала она, не двигаясь.

В это время рядом, на деревянной лавке неподалёку, появился их общий знакомый – Ник, друг Райана, слегка небритый и с вечно растрёпанными волосами, будто только что вылез из ветра.

– Вы, как всегда, в своём мире, – усмехнулся он, держа в руках стакан лимонада.

– Зато у нас тут мягко и без дедлайнов, – протянула Мишель. – Садись, раз пришёл.

Ник опустился рядом, поставив рядом с собой камеру – не такую изящную, как у Райана, а массивную, с черепаховым корпусом и потёртым объективом. Он снимал документалки – вечно был в дороге, собирая кадры из разных уголков страны.

– Я тут вернулся с побережья, – сказал он, вытаскивая из сумки пачку фото. – Посмотрите. Там есть один кадр, вы оцените.

Они пролистали фотографии: рыбачьи лодки в тумане, старик с морщинистым лицом и сетью в руках, дети, гоняющиеся за волнами на фоне серого горизонта.

– Вот этот, – Мишель указала на снимок, где девочка стояла на берегу и держала в руках бумажный кораблик, который вот-вот унесёт ветер.

– Грустная, – сказал Райан.

– Зато честная, – заметила Мишель.

– Мне нравится, – добавила она и вдруг посмотрела на Райана: – Ты мог бы так?

Он только пожал плечами.

– Я слишком влюблён в лица, чтобы прятать их за горизонтом.

Разговор перетёк в обсуждение будущей выставки, на которой Ник собирался участвовать. Они болтали, спорили о композиции, шутили. Потом вместе пошли за мороженым, и Ник ушёл по делам, оставив им пару приглашений на открытие своей фотовыставки.

К вечеру Мишель и Райан снова вернулись в свою уютную квартиру, уставшие, но довольные. В животе приятно урчало от мороженого и лавандового пирога, в голове крутились образы – воздушный шар, девочка, бумажный кораблик.