Вскоре за спиной послышались шаги.

– Ты когда успела стать феей утра? – пробормотал Райан, прижимаясь к ней, тёплый и заспанный.

– Пока ты охранял сон. Я решила, что могу позволить себе подвиг.

– Подвиг принят. Я, кстати, только что приснился себе с крыльями.

– Уверена, ты был в плаще и с камерой.

– Почти. И снимал тыкву, которая читала газету. Не спрашивай.

Они позавтракали молча, будто хранили утреннюю тишину. Затем Мишель ушла в душ, а Райан начал приводить в порядок гостиную – их друзья должны были прийти к шести.

На полу лежали подушки, на столике – книги и стопка старых журналов. Мишель решила, что приготовит что-то простое, но с изюминкой. В холодильнике уже ждали сыр, розмарин и половина лимона. Райан достал гитару и поставил у стены: Ник всегда просил сыграть что-нибудь.

– А ты помнишь, как Лия чуть не уронила бокал на твой объектив в прошлый раз? – крикнула Мишель из кухни.

– И при этом обвинила в этом… гравитацию. Да, невозможно забыть.

– А Элли снова будет спрашивать, зачем мы не переезжаем в центр.

– Я скажу ей, что нам нравится наш скрипучий лифт и соседи с голосами оперных певцов.

– Ты просто не хочешь парковаться в центре.

– А ты – не хочешь уезжать отсюда. Здесь ты нарисовала всё лучшее.

Она на секунду замолчала, а потом кивнула:

– Да. Потому что тут всё было настоящее.

Райан подошёл ближе, поцеловал её и, как всегда, сказал то, что она уже знала, но хотела услышать:

– И будет.

День шёл неспешно. Они почти не разговаривали – только переглядывались, передавали друг другу чашку, полотенце, щепотку соли. Всё было между строк. Казалось, их квартира дышит вместе с ними – в такт, ритмично, мягко.

В три пришло сообщение от Ника:

«Будем в шесть, не забудь плейлист. Элли просила “что-нибудь с пианино”.»

Райан ответил коротко: «Есть.»

Мишель надела платье – то самое, в котором он когда-то впервые сказал, что она пахнет как воспоминание из детства. Она знала, что ему это важно, и это значило больше, чем просто “выглядеть красиво”.

Он подбирал музыку. Что-то атмосферное, с небольшими шорохами, звуками улиц. Чтобы вечер был не только вкусным, но и звучал как надо. В плейлист затесались: Hammock, Ólafur Arnalds, даже старый Yann Tiersen. Мишель прошлась босиком по гостиной, послушала вступление, кивнула.

– Всё будет уютно, – сказала она. – Я чувствую.

К шести на столе уже стояли сырные крекеры, лимонный тарт, большой графин воды с мятой. На балконе – плед и свечи. Когда раздался первый звонок в дверь, в комнате уже горел тёплый жёлтый свет, и за окнами плавно опускался вечер.

Райан успел выставить плейлист на колонку и убавить свет до золотисто-тёплого. Мишель сидела на подоконнике, обмотав ноги пледом, и улыбнулась, услышав знакомый голос Ника:

– Открывай, мы уже с музыкой под дружбу!

Первым вбежал Ник – с фирменной банкой колы, шапкой набекрень и, конечно, глупой шуткой, которую все тут же забыли. За ним – Лия, с короткой новой стрижкой и коробкой шоколадных печенек. Последней пришла Элли, с веткой лаванды и прозрачным шарфиком, словно сошедшая с летней открытки.

– Я её просто нашла у метро, – сказала она, поднимая лаванду. – Слишком красивая, чтобы не принести.

– Лаванда с хорошим вкусом, – усмехнулся Райан.

Вечер разворачивался, как ткань: мягко, спокойно, со смехом, лёгкими спорами, перемежающимися глотками вина и запахом лимонного тарта. Плейлист струился фоном – Ólafur Arnalds сменял Hammock, вплетаясь в голоса друзей.

Они говорили обо всём и ни о чём: о кино, планах на поездки, странных снах. Ник показывал новый глупый фильтр в камере, Лия рассказывала про выставку современного фото, Мишель слушала, положив голову на плечо Райана.